Макс Фрай. Чуб земли. Туланский детективХроники Ехо - 1
…all these moments will be lost in time… “Blade Runner” by Ridley Scott Стеклянные снегири на Птичьем мосту устроили переполох. Вертятся, звенят, дребезжат, а кажется, что щебечут: “Кто? Кто идет? Кто, кто? Кто к нам идет? Кто? Кто мимо нас прошел? Кто, кто? Кто от нас ушел? Кто?” А это всего-то Триша идет с рынка. Было бы из-за чего такой шум поднимать. Корзина ее почти пуста: несколько корешков черного имбиря, шкатулка с зернами кардамона, пучок мяты, фунт горького морского сахару, бутылка кленовой росы да букет мелких хризантем, еще влажных после утренней поливки. Можно было бы обойтись и без этих покупок, на кухне у Триши нет недостатка в специях и травах, но ей требовался хоть какой-нибудь предлог для неспешной прогулки через весь Город – как всегда. Лень всякий раз выдумывать иную причину, изобретать новый маршрут, вот и говорит она себе почти каждое утро, что надо бы отправиться на рынок. Иногда это оказывается правдой; в такие дни ее корзина становится слишком тяжелой, и долгий обратный путь не доставляет особого удовольствия – хорошо, если попадется попутчик с тележкой, но так редко случается. Поэтому Триша не слишком любит правду, по крайней мере в мелочах. “Кофейная гуща” стоит на самом краю Города – то есть не просто на окраине, а аккурат на самой границе между “здесь” и “там”, “между светом и тенью”, как шутит дядюшка Франк, так что фасад с вывеской выходит на Пустую улицу, а заднее крыльцо, часть палисадника и флигель, где иногда ночуют гости, утопают в живом тумане Границы. Поэтому щенки тумана разгуливают по всему дому, ластятся к домочадцам, иногда забираются на колени к посетителям. Они идеальные домашние любимцы: хлопот с ними немного, только и дел – следить, чтобы в кувшин с водой никто сдуру не залез, а то ведь растает, жалко. А больше никакой возни: щенки тумана питаются человеческим вниманием, а лужицы, которые они иногда оставляют на половицах, быстро высыхают сами, наполняя дом ароматом сырости и меда, так что не приходится тратиться на благовония. “Следует признать, когда я сама была кошкой, я доставляла своим опекунам куда больше беспокойства, – а ведь они считали меня тихоней и умницей”, – думает Триша. Это правда. Триша, впрочем, до сих пор умница и почти тихоня, – оно и неплохо. Франк часто повторяет, что это было самое мудрое решение в его жизни: превратить пеструю кошку Тришу в девушку. Только с кошкой и можно ужиться под одной крышей – при условии, что она перестанет гадить в башмаки своих врагов, научится варить кофе и печь шафрановые коржики. А поскольку все эти искусства легко удаются именно людям, проще сразу превратиться в человека, чем сотню лет учиться цирковым фокусам. Поэтому Трише пришлось превращаться. Она, впрочем, довольна. О Франке и говорить нечего. Однажды за ужином он обмолвился, что когда-то, очень-очень давно, несколько лет прожил в лисьей шкуре и с тех пор доверяет оборотням куда больше, чем обычным людям или животным. Дескать, тот, кому ни разу не доводилось стать чем-то иным, вообще ничего не знает ни о жизни, ни о себе, а невежество, как известно, хуже греха, – последнюю фразу Франк повторяет очень часто, по любому поводу и вовсе без повода, произносит ее с видимым удовольствием, смакует, наслаждаясь каждым словом. Глядя на него, Триша почти уверена, что слово “невежество” имеет отчетливый привкус копченой селедки, “хуже” смахивает на черный вязкий ржаной хлеб, а хрустящий “грех”, надо понимать, впитал в себя всю сладость и остроту репчатого лука. |
