– И хорошие гости? – спрашивает, переведя дыхание.

    – А то. Лучше не бывает.

    Триша поднимает брови, недоверчиво качает головой. Это всегда считалось ее причудой, чуть ли не привилегией: любить гостей, восхищаться ими, записывать в особую тетрадку рассказанные ими истории, с нежностью вспоминать тех, кто заходил прежде, с нетерпением ждать новых. Франк всегда относился к их клиентам с доброжелательным равнодушием. Дескать, и хотел бы всерьез заинтересоваться, да вот беда: слишком долго жил на свете, слишком много повидал, успел понять, что все человеческие лица, в сущности, похожи, а великое множество историй суть одна история, увлекательная лишь поначалу. Первые лет пятьсот.

    – Что же это за гости такие, что даже тебя проняло?

    – А вот увидишь. – И он вдруг заговорщически подмигивает.

    Нечего и говорить, что с этого момента Тришин день становится длинным и тягучим, часы ее идут так медленно, что лучше бы уж вовсе стояли, дождаться – не то что вечера, обеда – решительно невозможно, но ей это, в отличие от большинства, очень нравится. Триша умеет сладко томиться ожиданием, вместо того чтобы маяться. Она много чего умеет, умница, хорошая кошка.

    Когда ночь опустилась на Город и трава в саду запахла свежими морскими водорослями, а толстые домашние светляки лениво потрусили по садовым дорожкам на свои обычные места, Триша уселась на крыльцо, чтобы не пропустить гостей. Роковая ошибка: услышав за спиной шаги и голоса, она поняла, что гости явились из сада и вошли через заднюю дверь. Странно вообще-то. Обычно через сад только сам Франк и ходит, когда вспоминает (кажется, без особого удовольствия), что у него есть другие дела, кроме Города и “Кофейной гущи”. Ну и еще, конечно, сновидцы, но они-то не в счет.

    “Вот так так!” – озадаченно произносит незнакомый мужской голос, а Франк отвечает: “Было бы чему удивляться”; какая-то женщина просит: “Познакомь нас”, а потом они начинают говорить все вместе, выходит совершенно неразборчиво. Триша прислушивается, не решаясь вот так сразу взять да и войти. Иногда она становится застенчивой, и обычно это случается совершенно некстати, вот как сейчас. Она сидит на крыльце и обещает себе: “Вот пусть закончат здороваться, и я зайду…”, а потом, минуту спустя: “Ладно, сейчас они потребуют кофе, и тогда…” – и еще через пять минут решает: “Франк меня сам позовет, когда будет нужно”.

    И, словно услышав эти ее мысли, Франк говорит: “Хотел бы я знать, куда подевалась Триша? Небось на крыльце вас караулит”. “Я ее знаю?” – неуверенно спрашивает мужской голос, и Франк отвечает: “Не думаю. Но это легко поправимо”.

    Она понимает, что откладывать знакомство больше нельзя, поднимается со ступеньки, с наслаждением потягивается, зевает, мотает головой, чтобы взбодриться, и заходит в дом.

    – Доброй ночи, – говорит она. – Меня зовут Триша. Я – кошка Франка.

    Ей, чего греха таить, нравится шокировать таким признанием новых клиентов. Обычно в подобных случаях Франк укоризненно качает головой, но сейчас он одобрительно ухмыляется в усы. Зато гости относятся к Тришиному признанию совершенно спокойно, словно бы ничего иного и не ожидали. Милая сероглазая женщина улыбается Трише с явным сочувствием, только что не подмигивает по-свойски, но к тому идет. Сама, что ли, тоже кошка? Или другой какой-нибудь зверь?

    – Изредка я становлюсь птицей, – объясняет она.