Ей не было выхода. Она не могла ни бежать, ни даже сдвинуться с места.
— Микаэла! — простонала она. — Микаэла!
Донна Микаэла побледнела. Она прижала руки к сердцу, что было ее обычным жестом в минуты сильного волнения. Она пугалась при мысли, что этот мрачный человек стоит перед ней, как враг. Она всегда боялась этих людей в широкополых шляпах и темных плащах.
Но теперь, когда донна Элиза окликнула ее, она быстро обернулась, вырвала у нее изображение и протянула его этому страшному человеку.
— Возьмите его! — сказала она надменно, подходя к нему. — Возьмите его и делайте с ним, что хотите!
Она держала изображение в протянутых руках и все ближе подходила к мрачному рабочему.
Он обернулся к товарищами.
— Она думает, что я ничего не посмею сделать с этой куклой! — насмешливо сказал он. И все мужчины хлопали себя по коленям и смеялись.
Но он не взял изображения, он схватил большую мотыгу, отошел на несколько шагов, поднял ее высоко над головой и приготовился одним ударом разбить ненавистную куклу.
Донна Микаэла предостерегающе покачала головой.
— Вы не посмеете этого! — сказала она, не отнимая изображения.
Но он видел, что она все-таки боится, и ему доставляло удовольствие пугать ее. Он готовился к удару дольше, чем это было нужно.
— Пьеро! — раздался вдруг громкий жалобный вопль. — Пьеро, Пьеро!
Рабочий опустил мотыгу, не нанеся удара, и в ужасе оглянулся.
— Пьеро! — донесся раздирающий душу крик, как мольба о помощи.
— Господи! Это Марчиа зовет меня, — сказал он.
В ту же минуту целая толпа женщин высыпала из маленькой хижины, пристроенной к палаццо Корвайя. Женщины окружили карабинера и не давали ему дороги. Он держал за руку ребенка, которого они старались вырвать у него. Но карабинер был высокий, сильный мужчина, он вырвался от них, схватил ребенка на плечи и сбежал с лестницы.
Мрачный Пьеро смотрел, не трогаясь с места. Когда карабинер вырвался, Пьеро наклонился к донне Микаэле и быстро произнес:
— Если маленькое изображение помешает ему, все Корвайя уверует в него!
Карабинер сбежал уже на площадь. Пьеро сделал знак рукой, и в то же мгновенье его товарищи сомкнулись цепью вокруг солдата, Напрасно пытался он прорваться. Со всех сторон его окружало плотное кольцо мужчин, грозивших ему кирками и мотыгами.
Поднялся страшный шум. Женщины, не пускавшие карабинера с громкими криками прибежали вслед за ним. Девочка, сидевшая у него на плече, кричала изо всех сил и старалась вырваться. Со всех сторон сбегался народ. Всем хотелось знать, в чем дело.
— Пойдем, — сказала донна Элиза донне Микаэле. — О нас позабыли!
Но донна Микаэла заметила одну женщину, которая шумела меньше всех, но выглядела так, как будто дело касалось только ее. Казалось, что в эту минуту она теряет все счастье своей жизни.
Это была женщина, сохранившая еще следы красоты, хотя она была уже не молодая и увядшая. Но в лице у нее было что-то властное и внушающее уважение. «В ней живет душа, которая может любить и страдать», — подумала донна Микаэла, глядя на нее, и она почувствовала к этой бедной женщине жалость, как к сестре.
— Нет, нам еще не следует уходить, — сказала она донне Элизе,
А карабинер все убеждал выпустить его.
— Нет, нет и нет! Пусть он прежде отдаст ребенка.
Это был ребенок Пьеро и Марчии. Но он был их приемыш, из-за этого-то и поднялась вся история.
Карабинер старался привлечь толпу на свою сторону. Он старался убедить не Пьеро и Марчию, а всех остальных.
— Ведь мать ребенка Нинетта, — говорил он, — и вы все знаете это. Она не могла держать у себя ребенка, пока не выйдет замуж; а теперь она вышла замуж и хочет взять к себе ребенка. |