Фалько свирепо ругается, руки его, огрубевшие от вечного обращения с ружьем, никак не могут сладить с цветами. Пальцы его впиваются в стебли, как железные клещи. Фалько сыплет проклятиями, когда лилии и анемоны ломаются от одного его прикосновения.

Фалько сидит в своих кожаных штанах и длинной застегнутой куртке, окруженный цветами, как какой-нибудь святой в день праздника. Биаджио и его племянник Пассафиоре набрали для него груды цветов, они опустошили для него всю Этну. Лилии, цветы кактуса, розы и пеларгонии рассыпаны вокруг него. А он осыпает цветы бранью; он растопчет их в прах, если они не будут повиноваться ему.

Фалько Фальконе никогда не имел дела с цветами. Во всю свою жизнь он ни разу не собрал букетика для девушки, ни разу не воткнул себе розы в петлицу. Он ни разу даже не положил венка на могилу матери.

Поэтому нежные цветы и не повинуются ему. Стебельки запутались у него в волосах и на шляпе, а жесткая борода усыпана лепестками. Он резко встряхивает головой, и рубцы на щеках ярко пылают, как в прежние времена, когда он сражался с карабинерами.

Но венок толщиною со ствол дерева все-таки растет и двигается вокруг ног Фалько. Фалько проклинает его, словно это железные оковы, которые он некогда волочил на ногах. Когда он колется о шипы или жжется о крапиву, он стонет сильнее, чем когда плеть надзирателя гуляла по его спине.

Биаджио и Пассафиоре не решаются приближаться к нему и лежат в отдаленном гроте, дожидаясь, когда он кончит. Они громко смеются над Фалько, потому что подобных стонов в каменоломне не слышно было с тех пор, как здесь перестали работать военнопленные.

Биаджио взглядывает на Этну, краснеющую в лучах заходящего солнца.

— Посмотри на Монджибелло, — говорит он Пассафиоре, — посмотри, как она покраснела: она, должно быть, догадывается, что делает Фалько.

И Пассафиоре отвечает:

— Монджибелло, вероятно, никогда не думала, что на ее вершине будет лежать что-нибудь, кроме пепла и снега.

Но Биаджио вдруг перестает смеяться.

— Это нехорошо, Пассафиоре, — говорит он. — Фалько становится слишком заносчив. Боюсь, как бы Монджибелло не сыграла с ним плохой шутки.

Оба они пытливо смотрят друг другу в глаза.

— Хорошо, если это только заносчивость, — говорит Пассафиоре.

Оба они смотрят в сторону; они не решаются высказать больше. Одна и та же мысль, один и тот же страх охватил обоих. Фалько на пути к безумию. Иногда на него уже находят припадки безумия. Это всегда случается с великими разбойниками, в конце концов они не в силах больше вынести своего величия и славы и сходят с ума.

Пассафиоре и Биаджио уже давно заметили это; но они молчали, каждый надеясь, что другой ничего не замечает. Теперь они поняли, что оба знают это, и они молча пожали друг другу руку.

В Фалько сохранилось еще много величия. Оба они, Пассафиоре и Биаджио, будут теперь стараться, чтобы никто не заметил в нем этой перемены.

Наконец, Фалько кончил венок, повесил его на ствол ружья и вышел к товарищам. Все трое выходят из каменоломни, берут в ближайшей усадьбе лошадей и отправляются на вершину Монджибелло.

Они едут гуськом и не могут говорить между собой, но, проезжая мимо деревень, они видят, как молодежь танцует на плоских крышах, а из сараев, где ночуют рабочие, доносятся смех и громкая болтовня. Там сидят веселые мирные люди, беззаботно болтают и поют. Но Фалько проносится мимо. Все это не для него. Фалько великий человек.

Они мчатся к вершине. Сначала они проезжают среди миндалевых деревьев и кактусов, затем начинаются платаны и сосны, а потом они въезжают в область дубов и каштанов.