Это было для Гаэтано гораздо понятнее, чем проповедь монаха. Он не знал, что он должен сделать, но это тихое бормотанье наполняло его таким сильным волнением, что, казалось, он задохнется от него. Он взобрался на железную решетку над всеми другими и начал восклицать те же слова, но так громко, что голос его ясно звучал над всеми.

Донна Элиза, услышав это, казалась очень недовольной. Она стащила Гаэтано вниз и, не желая больше оставаться, отправилась с ним домой.

Но ночью Гаэтано вдруг вскочил с постели. Он оделся, связал все, что у него было, в узелок, надел шапку и забрал башмаки под мышку. Он решил бежать. Он не мог дольше оставаться у донны Элизы.

После того как он услышал патера Гондо, Диаманте и Монджибелло перестали существовать для него. Для него ничто не могло сравниться с участью патера Гондо, на которого сыплются благословения народа. Гаэтано не хочет больше жить, если он не может тоже сидеть на площади у колодца и рассказывать народу легенды.

Но, если Гаэтано останется у донны Элизы и будет продолжать гулять по саду и есть персики и апельсины, ему никогда не услышать вокруг себя рокота народного моря. Он должен уйти и жить отшельником на Этне, он поселится в одной из огромных пещер и будет питаться кореньями и плодами. Он не будет общаться с людьми, не будет стричь волос, а тело будет прикрывать только грязными лохмотьями. И через десять-двадцать лет он будет выглядеть как зверь, а говорить будет как ангел.

Это совсем не то, что носить бархатное платье и красивую шапочку, как он носит теперь. Это будет совсем не то, что сидеть в лавке у донны Элизы, снимать с полки святых одного за другим и слушать рассказы об их чудесах. Не раз брал он в руки нож и кусок дерева и пробовал вырезать святого. Но это было трудно, а еще гораздо труднее было стать самому святым. Но он не страшился перед трудностями и лишениями.

Он проскользнул из своей комнаты на чердак, а оттуда на лестницу. Ему оставалось только выйти через лавку на улицу; но на последней ступени он вдруг остановился. Налево от лестницы сквозь щели в дверях виднелся слабый свет.

Эта дверь вела в комнату донны Элизы, и Гаэтано не решился идти дальше, пока в комнате его приемной матери еще виден свет. Если она не спит, она услышит, как он будет отодвигать тяжелый засов на дверях лавки. Он сел потихоньку на ступени, решив подождать.

Ему вдруг пришло в голову, что донне Элизе приходится так долго сидеть и работать, чтобы доставлять ему еду и одежду. Он растрогался при мысли, как она любит его и заботится о нем. И он понял, какое горе он причинит ей своим побегом.

Эта мысль заставила его расплакаться. Но сейчас же он рассердился на донну Элизу. Как можно быть такой глупой, чтобы печалиться об его уходе. Какая будет для нее радость, если он станет святым! Это будет ей наградой, потому что ведь она приехала в Палермо и увезла его.

Он плакал все сильнее, стараясь в мыслях утешить донну Элизу. Ему было так сильно жаль ее, потому что она не понимала, какая награда ждет ее.

Ей совсем не о чем грустить. Гаэтано проживет в горах только десять лет и потом вернется прославленным отшельником фра Гаэтано. И тогда он придет сюда по улицам Диаманте в сопровождении большой толпы народа, как патер Гондо. Улицы будут украшены флагами, а дом — коврами, материями и венками. Он остановится перед лавкой донны Элизы, но донна Элиза не узнает его и готова будет опуститься перед ним на колени. Но он не допустить этого. Он сам упадет перед ней на колени и будет просить у нее прощенья за то, что бежал от нее десять лет назад. «Гаэтано, — ответит тогда донна Элиза, — ты даришь мне целое море радости за маленький ручеек горя. Неужели я не прощу тебя?»

Гаэтано видел перед собой всю эту картину; и это было так прекрасно, что он расплакался еще сильнее. Он боялся только, что донна Элиза услышит его всхлипыванья, выйдет из своей комнаты и найдет его.