Наверное, с самого начала в деревне этих картин все таки страшились. Все видели, что происходит нечто очень значительное, что все приходит в движение: земля и воздух, вода и огонь. Но страх этот мешался с самым живым любопытством, даже некоторое удовольствие сообщалось жителям деревни от этих небывалых видов. Некоторых прельстила именно красота, чего после стыдились. Охотники поднимались в горы в направлении зарева и приносили известия: склон горы задвигался, все бурлит и пылает, за тучами дыма и пепла ничего не видно. Все знали, что вулканов в этих горах отродясь не было, но знали и то, что горы эти старше всех деревенских поколений, взятых вместе. Оттого толки и споры не затихали. Спустя время на горной вершине проступили шесть выпуклостей наподобие костяшек огромного кулака – костяшек размером с сарай или небольшой дом. Прежде на их месте ничего похожего не было. За несколько недель эти бугры продвинулись вперед: постепенно, медленно, но верно, обок друг с другом сползали они по склону в дыму и в снопах искр. От каждого оставалась глубокая прямая прорезь в горной породе, точно борозда на великанской пашне или выработке. Следы шли из за хребтового гребня, преодолевая рубеж мира привычного, и тянулись книзу.

Несколько смельчаков из деревни отправились на разведку, но далеко не пробрались, пришлось повернуть назад, дальше не пускали тяжелые облака едкого дыма, сверху сыпался горячий щебень. А еще двое храбрых охотников приятелей так и не вернулись.

Одна женщина, глядя из своего сада, сказала: «Похоже, не извержение это и не оползень, а живое что то. Это задвигались огромные черви и теперь ползут оттуда к нам. У них огромные, жирные, лысые шевелящиеся головы с шишками, шрамами, жуткими вздутиями. С мерзкими горячими и мокрыми глазищами, блестящими, кроваво красными глазищами в уродливых яминах глинистой плоти. Шесть пар волосатых ноздрей на тупых рылах из серой глины. Видали вы такое?» Разговоры пошли с новой силой. Спорили, сравнивали, вспоминали, показывали. Получалось все так, как говорит женщина: шесть толстых, бесформенных, отвратительных голов и тяжелых туловищ, длинных, как дорога до ближайшей деревни. Существа эти перетаскивали сами себя с трудом, даже с болью, двигались вперед неуклонно, хотя и страшно медленно, так медленно, что в их движение едва верилось. Когда они наконец подобрались ближе, можно было различить их огромные челюсти, широченные, точно у кита, но со вселявшими ужас острыми роговыми или кремневыми краями, наподобие лезвий исполинских кос. Ими они поддевали и захватывали на своем пути куски грунта вместе со всем, что на нем было: кустами, изгородями, стогами сена, яблонями и грушами, парой коз, белой коровой в черных пятнах и даже утиным прудом со всеми его существами. Всё тянули они внутрь себя. Со зловещим свистящим хрустом секли челюстями лезвиями, а наружу извергали облака мелкого пепла, он же отрясался с их жутких губ. Они приближались, распространяя эту злую пыль, и она ложилась на все вокруг, проникала в дома и сады, залепляла оконные стекла, тонким слоем покрывала воду в колодцах. Пепельная пыль источала зловоние и марала собой все, с чем соприкасалась. Поначалу люди, ворча, силились оттирать ее, но после бросили это дело, все равно толку никакого. И тут возник страх. Все происходило так медленно, что был он сначала ненастоящий, даже отчасти занятный, а сейчас наступил страх явный, болезненный, смертельный. Чудовищные существа подползли уже так близко, что можно было разглядеть их огненные языки и даже глаза с вязкими выделениями, похожими на расплавленную смолу. Огненные языки их были совсем не те, что в храмах у драконов на красных хоругвях, и совсем не походили на пламенные мечи архангелов. Они скособоченно свисали из пастей, точно плавясь. Их толстым слоем обтягивала грубая, но прозрачная кожа, вся в алых бородавках и рдяных, как уголья, вкусовых бугорках не меньше капустного кочана. Из кочанов этих сочилась какая то едкая клейкая жидкость, от которой несло бедой, разложением и вечной порчей.