Анна снова принялась что-то нашептывать, опустив ресницы на щеки. Либ ничего не могла разобрать, за исключением много раз повторенного слова, звучавшего как… Доротея, вероятно? Католики всегда обращаются к посредникам, желая получить помощь от Бога в своих мелких делах. Наверное, существует святая Доротея?

– Что ты читаешь? – спросила Либ, когда ей показалось, что девочка замолчала.

– Молитву.

– Я догадалась. Какую молитву? – (Девочка покачала головой.) – Послушай, Анна, разве мы не хотим подружиться?

Либ сразу пожалела о выборе слов, потому что круглое личико осветилось.

– Мне бы этого хотелось.

– Я лишь спросила, какую молитву ты иногда читаешь.

– Об этом… не надо говорить, – ответила Анна.

– А… Значит, это тайная молитва?

– Личная, – поправила ее девочка.

Девочки – даже искренние – действительно любят секреты. Она вспомнила свою сестру, которая прятала под их матрасом дневник. Это не помешало Либ прочитать в нем все до единого слова.

Либ собрала стетоскоп и прижала его плоское основание к левой стороне детской груди между пятым и шестым ребром, а другой конец приложила к своему уху. Тук-тук, тук-тук. Сначала она прослушала мельчайшие изменения в тонах сердца. Потом в течение минуты отсчитывала пульс по часам, висевшим у нее на поясе. Затем сделала запись:

Пульс четкий, 89 ударов в минуту.

Это соответствовало ожидаемому диапазону. Потом Либ приложила стетоскоп к различным местам спины девочки и снова записала:

Легкие здоровые, 17 вдохов и выдохов в минуту.

Никаких хрипов Либ не услышала. Анна казалась здоровее многих своих соотечественников.

Усевшись на стул – мисс Н. отучала своих подопечных сидеть на кровати пациента, – Либ приложила стетоскоп к животу девочки, пытаясь уловить малейшее бульканье, которое выдало бы присутствие пищи. Попробовала другое место. Тишина.

Область желудочно-кишечного тракта твердая, похожая на барабан.

Либ легонько постучала по животу.

– Что ты чувствуешь?

– Полный живот, – ответила Анна.

Либ округлила глаза. «Полный», когда по звуку он совершенно пустой? Это что – вызов?

– Неприятно полный?

– Нет.

– Теперь можешь одеться.

Анна медленно и немного неловко оделась.

Говорит, что ночью спит хорошо, по 7–9 часов.

Интеллектуальные способности не нарушены.

– Ты жалеешь, что не ходишь в школу, дитя?

Девочка покачала головой.

Похоже, от избалованного ребенка О’Доннеллов не ждали помощи в домашней работе.

– Может быть, тебе нравится ничего не делать?

– Я читаю, шью, пою и молюсь, – спокойно проговорила девочка.

Конфронтация не входила в намерения Либ. Но по крайней мере, она может быть откровенной. Мисс Н. всегда рекомендовала быть откровенным, поскольку ничто так не подтачивает здоровье пациента, как неопределенность. Она могла бы сделать для Анны доброе дело, подавая ей пример искренности, высоко держа светильник, чтобы вывести девочку из дебрей лживости. Захлопнув записную книжку, Либ спросила:

– Знаешь, зачем я здесь?

– Не дать мне кушать.

Надо же было такое сказать!

– Вовсе нет. Моя задача – выяснить, правда ли, что ты голодаешь. Я бы очень обрадовалась, если бы ты стала есть, как другие дети, как все люди.