Эллери Куин. Чудо десяти днейДетективная серия Эллери Куин – 19
Часть первая ЧУДО ДЕВЯТИ ДНЕЙ
Это чудо (поскольку чудеса имеют обыкновение длиться) продлилось девять дней.
День первый
Тьма сгущалась, и предметы утратили свои отчетливые очертания, отбрасывая неверные, танцующие тени. Где то вдали звучала веселая, раздражающая негромкая музыка, но, постепенно нарастая, она обрушилась со всей силой и заполнила собой все пространство. Казалось, будто ты несешься на ее волнах, преодолевая расстояния, точно мошка в воздушном потоке. Музыка превратилась в вихрь, а после снова начала стихать и почти замерла, едва слышная, словно откуда-то издалека, а тени опять стали смещаться. Все вокруг раскачивалось. Он почувствовал тошноту. Он посмотрел вверх, в ночное небо над Атлантикой с тенью, похожей на влажное облако, и трепетом сияющих звезд. Музыка доносилась из носового кубрика или рождалась от всплесков черной воды? Однако она звучала, и он это знал, — ведь стоило ему закрыть глаза, как облако и звезды мгновенно исчезали, хотя укачивало по-прежнему, и музыка была слышна. К тому же пахло рыбой и еще чем-то непонятным, это был какой-то сложный запах вроде прокисшего меда. И вообще все вокруг вызывало недоумение, а непонятные звуки, запахи и привкусы внушали тревогу, одновременно придавая ему самому какое-то новое значение, как будто прежде он был никем. Словно он только что родился. И родился на корабле. Вот он лежит на палубе, а корабль качает, и его тоже качает в раскачивающейся ночи, а он смотрит вверх, на небосвод. В таком приятном безвременье можно было раскачиваться бесконечно, если бы ничего не менялось, но перемены как раз происходили. Небо скрылось, звезды спустились вниз и приблизились, но почему-то не увеличились, а съежились. Очередная загадка. Да и укачивать стало по-другому — толчки сделались резче, точно у них «окрепли мускулы», и он вдруг подумал: «А может быть, это не судно так трясет, а меня». И он открыл глаза. Он сидел на чем-то твердом, и его колени были прижаты к подбородку, а руки сомкнуты на голенях, и раскачивался взад-вперед. Кто-то сказал: «Это вовсе не корабль», и он удивился, потому что голос был знакомым, но никак не мог вспомнить, кому он принадлежал. Круто повернувшись, он огляделся по сторонам. В комнате никого не было. В комнате. Значит, он находился в комнате. Открытие подействовало на него как холодные брызги морской воды. Он разжал руки и положил их на что-то теплое и шероховатое, но в то же время скользкое на ощупь. Ему это не понравилось, и он поднял руки вверх, к лицу. На этот раз его ладони наткнулись на щетину, и он принялся размышлять: «Я в комнате, и мне нужно побриться, но что это значит — побриться?» Потом припомнил, что значит бриться, и рассмеялся. Ну разве он мог даже подумать о том, что такое бритье? Он опять опустил руки и снова ощутил прикосновение какой-то скользкой материи. Тогда он понял, что это простыня. И вдруг осознал, что, пока он припоминал и рассуждал, тьма рассеялась. Он нахмурился. А было ли здесь темно? Ему тотчас стало ясно, что вокруг не было никакой тьмы и над ним не чернело ночное небо. Это потолок, мрачно решил он, и чертовски грязный. Гнусный потолок. А звезды ему просто померещились. Наверное, узкие лучи света тайком пробились сквозь старые оконные ставни. Где-то раздавался басовитый рев: «Когда ирландские глаза смеются». И кто-то спустил воду. А вот рыбой действительно пахло, рыбой, жарившейся на сале. Он вдохнул кисло-сладкий запах, догадавшись, что этот запах был также и привкусом и они оба входили в химический состав здешнего воздуха. Неудивительно, что его начало мутить. Воздух был застоявшийся, словно старый заплесневелый сыр. |
