— Да, я понимаю, — ответил Дидрих Ван Хорн.

— Вы погубили мою веру в себя. Как я смогу снова сыграть роль маленького божка? Я не сумею. И не осмелюсь. Я не привык, мистер Ван Хорн, распоряжаться чужими жизнями. В профессии, которую я выбрал, ставки часто бывают высоки и на кону оказывается чья-то судьба, а если не судьба, то карьера или человеческое счастье.

Но из-за вас продолжать расследования стало для меня невозможно. Я обречен и никогда больше не возьмусь ни за одно дело.

Эллери смолк.

Тогда Дидрих кивнул и почти весело осведомился:

— А как быть с моим наказанием, мистер Квин?

Эллери отодвинул вращающееся кресло и открыл рукой в перчатке верхний ящик стола Ван Хорна.

10

— Видите ли, — заявил Дидрих, проследив за движением руки Эллери, — говорить им правду теперь бесполезно. Никакая правда не воскресит Салли, мистер Квин. И его тоже.

Вы только что решили, будто вы обречены, мистер Квин. Но обречен-то я. И со мной все кончено. Я стар. У меня осталось совсем немного времени. Но кое-что в жизни я построил. Я имею в виду не это. — Он неопределенно взмахнул высохшей рукой. — И не мои деньги или что-нибудь иное, столь же несущественное. Я имею в виду жизнь как таковую. Имя. То, от чего человек может уйти в землю без острого сожаления о напрасно потраченном времени.

Вы на редкость проницательны, мистер Квин. И должны знать, что все сделанное не вызывает у меня ощущения победы или удовлетворения. Ну а если вы раньше не поняли, то поймете сейчас, просто увидев, во что я превратился. Как там говорится в «Короле Лире»? «Трепещи, ты, чьи преступные деянья скрылись от правосудия». Для человека, который уже на три четверти мертв, разве этого наказания не достаточно, мистер Квин?

Но Эллери ответил:

— Нет.

Дидрих поспешно проговорил:

— Я очень богат, мистер Квин. Допустим, я предложу вам…

Но Эллери снова ответил:

— Нет.

— Простите, — откликнулся Дидрих и опять кивнул. — Я сказал это не подумав. Такое предложение недостойно нас обоих. Мы оба можем сделать массу добрых дел. Назовите какое-нибудь благотворительное общество, и я выпишу чек на миллион долларов.

Но Эллери в третий раз ответил:

— Нет.

— На пять миллионов.

— Вам не помогут и пятьдесят.

Дидрих промолчал. Однако вскоре произнес:

— Я понимаю, сами по себе деньги для вас ничего не значат. Но подумайте о власти, которую они вам дадут…

— Нет.

Дидрих вновь промолчал.

И Эллери тоже не проронил ни слова.

Молчал и кабинет. В нем не было слышно даже тиканья часов.

Наконец Дидрих сказал:

— Но должны же вы с чем-то согласиться. У каждого человека есть своя цель. Могу ли я предложить вам хоть что-нибудь, способное удержать вас от визита в полицию, к Дейкину?

И Эллери впервые ответил:

— Да.

Инвалидное кресло быстро подъехало к столу.

— Что же именно? — взволнованно спросил Дидрих. — Что? Назовите мне, и оно станет вашим.

Рука Эллери в перчатке достала что-то из ящика стола. Он держал «курносый» «смит-и-вессон» 38-го калибра с бесшумным предохранителем. Эллери впервые увидел револьвер в тот вечер, когда Ван Хорн показал ему сейф с рифленой дверцей.

Рот Дидриха искривился, но больше он ничем не выдал себя.

Эллери опять положил револьвер в ящик. Но не стал его закрывать. Он поднялся с кресла.

— Сначала напишите записку.