— Да брешешь! Кому это взбредет в голову такую гадость в рот тянуть?! — уперев руки в крутые бока, не менее горячо возражала Матрёна.

— Ох, и с каких это пор ты такая привередливая да разборчивая-то стала? — ядовито шипела жена кузнеца Вавилы, давно подозревавшая, что её благоверный нет-нет, да и захаживает в гости к одинокой вдовушке…

В самый разгар бабьей свары на берег спустилась попадья… Ну как спустилась — белой лебедушкой приплыла, румяной зарей снизошла…И среди беседы о лягухах, и не только, мечтательно произнесла: — Чудо…

— Вот и я вам сказываю — чудо! — подхватила старостиха, — Чудо! Чудо? — вопросительно поглядела она на попадью. Та решительно кивнула своим мыслям о прошедшей ночи, — Чудо!

И разнесли кумушки весть по всему селу. Ну а как? Сам поп (не сама ж попадья придумала, с мужниных слов конечно) узрел в необычном дожде чудо Божье! А кому ж знать, как не ему!

И перевели облегченно дух селяне — и то слава богу, нет никакой ведьмы, никакой чёрной ворожбы… И понеслась весть о чуде по окрестным селам, да и далее… Повалили любопытствующие, да зеваки приезжие, осматривали сломанные деревья, да помятые цветники… Заглядывали в трактир, опрокидывая кружечку-другую пенного, закусывая заморским деликатесом — жареными лягушачьими лапками… Ну а чем мы хуже заграничных Европ то? И мы толк в новомодных кушаньях знаем! Трактирщик, да староста потирали радостно руки, подсчитывая барыши… Да тревожила их одна мыслишка — на одном-то чуде далеко не уедешь. Закончатся лягухи небесные, а в местных болотах столько, пожалуй, и не водится, чтобы накормить не брезгующих… Да и окромя хлеба насущного народишке и зрелищ подавай! Судили-рядили, да и отправились с поклоном к попу Варфоломею… Божий человек, как никак, подскажет авось.

Тем временем Варфоломей, стоя на коленях, невидящим взором уставился на иконостас, а думать мог только об одном… Как, каааак? Как так получилось, что провозгласили чудом каких-то лягух? Мерзких, пучеглазых тварей? И назад ничего не воротишь, не исправишь… Какой уж тут авторитет церкви, если сегодня чудо, а завтра открещиваешься… С горя Варфоломей откупорил одну бутылку кагора, другую… с пьяных глаз смотрел на благообразные иконы, а мерещилось ему, что сам Господь хитро поглядывает на него, озорно усмехаясь в седую бороду, взмахивает рукой, и сыпятся кругом лягушки да жабы…

— Ну что ж, веселиться — так веселиться, — отчаянно решил поп, да полез на колокольню… и понесся над селом колокольный перезвон, подозрительно смахивающий на мотив народной, но очень неприличной песни…

Наступило воскресное утро. Едва солнечные лучи озарили крест на верхушке церкви, местные жители, возглавляемые Варфоломеем, с молитвами прошествовали по селенью… Кто держал в руках иконы, кто размахивал нательным крестом. Даже несмышленых ребятишек выгнали на крестный ход, оно ведь как, молитва из уст невинного ребенка дорогого стоит, да быстрее до бога дойдет… И просили все одного — повторения чуда… Не успели дойти до окраины села, как подул леденящий ветер, наползла, ворча и переваливаясь, знакомая туча… И хлынул дождь! Самые настоящие, прозрачные капли воды звонко щелкали по крышам, шумели в листве, остужали горячие головы… Ибо чудо чудом, молитва молитвой, а и грань дозволенного надо знать!

Хоть и не падали более лягухи с неба, да и не пропало селение, не захирело. Очень уж понравилось местным внимание приезжих, да их денежки, что не считая, тратили они в поисках развлечений… Построили на заграничный манер веселые дома, куда пригласили девок, лёгких характером, да поведением, артистов всяких разных выписали, устраивали празднества почище столичных.