Лес растворился, превратившись в размытую движущуюся тень. Ветер бил в лицо, отчего слезились глаза. Запыхавшись, Алиса остановилась у шлагбаума. Грудь готова была разорваться. На обочине торчала сломанная вешка, а на теневой стороне белела полоса грязноватого снега.

Как-то там лежала мертвая косуля. Алиса тыкала в нее палкой. Мясо сгнило и стало мягким. Шкура — как тонкий мешок. Палка вошла внутрь без сопротивления, как в воду. Девушка вытащила ее, и из черного отверстия выползли личинки.

Когда она вошла, стол был накрыт. Соня уже поела и мыла посуду у раковины. Не успев отдышаться, Алиса села на свое место. Ее подташнивало. На ужин был цыпленок в масляном соусе. Она знала, что почувствует, когда сунет в рот кусок и примется жевать. Жирный соус, скользкое мясо. Она зачерпнула еду половником, положила в тарелку.

— Ты что-то бледная, — сказала Соня.

— Гнала быстро. На велике.

Мать выключила воду.

— Как ты вообще себя чувствуешь?

— Говорю же, гнала слишком быстро.

Соня взяла из раковины стакан и теперь держала его в руках. Белая пена стекала по пальцам.

— Ты ведь скажешь, если что-то будет не так?

Алиса поднялась к себе. Записная книжка лежала на письменном столе. Девушка стянула красную резинку. Странички были тонкие и чистые, как вода. Она захлопнула записную книжку и сунула под учебники.

Вверх-вниз, вверх-вниз, на поворотах гремит, когда шины наезжают на гравий. Тишина, дыхание, волосы, развевающиеся вокруг головы. Иван сейчас далеко впереди. Он исчезает. Он забыл, что я там. Он всегда обо всем забывает. Он забыл ноты. Он сказал, что мне следует остаться в церкви, но сама я не хочу быть там. Сегодня он опять посмотрел на меня так, точно меня там не было. Мне захотелось заорать во все горло. Я хочу, чтобы он стал таким, как прежде. Иногда я думаю, что внутри него кто-то другой. Тот, кто забыл, кто я такая.

Скоро он скроется из виду. Мне нужно крутить педали быстрее. Нельзя дать ему скрыться.

Он сказал: когда-нибудь меня здесь больше не будет. Когда-нибудь я стану деревом в лесу. Оно растет в такт с твоими руками, ты всегда сможешь обхватить его, а когда дерево сгниет, ты уже будешь очень старой, будешь старухой со скрюченной спиной, а кожа на твоих щеках сморщится и покроется пятнами, совсем как кора.

А потом?

Потом мы умрем.

Когда она вошла, в доме никого не было. Стоя возле мойки, Алиса съела хлебец с икрой. По тонкому слою воды, покрывавшему лед на озере, пробежала легкая рябь. Что-то заставило девушку обернуться и посмотреть сквозь дверной проем в гостиную. Звук — на этот раз тихий. Она видела диван, а за ним укрытую мебель. Алиса опять повернулась к окну, стряхнула крошки с рук. Ей надо выйти. Голова тяжелая, надо ее проветрить, а уж потом подняться к себе и засесть за учебники.

Она взяла велосипед и поехала по проселочной дороге. Сразу за фургоном дорога разветвлялась. Алиса свернула вниз, к воде, к маленькому закрытому заливу и рыболовецкой гавани с лодочными сараями. Вдали, у одного из сараев, стоял припаркованный пикап защитного цвета. Какой-то мужчина грузил сеть в моторную лодку. При появлении Алисы он встал и уставился на нее. Она повернула велосипед и поехала дальше. Миновав шлагбаум, вместо того, чтобы ехать по проселку, свернула налево. Асфальт почернел, стал гладким, с ослепительно-белыми линиями. Высокие обочины превращались у канавок в рыхлый гравий. Алиса держалась посреди линии разметки. Природа здесь сделалась совсем скудной. Низенькие сосны, скалы. Через километр показалось море.