Наконец, Сварог, прекрасно помнивший о моральных и материальных стимулах, легко пробил устройство в «санатории» компьютерной комнаты, которую в виде поощрения отличившиеся (или просто ударно трудившиеся) сотрудники, не обязательно те, кто работал в Проекте, могли использовать в личных целях. Каниллу в Проекте Сварог занимать не стал, ей хватало дел и в девятом столе, — но она по-прежнему лазала по закромам домов высокой моды. Один из людей лорда Галана, завзятый гурман, занимался тем же самым касаемо здешней кулинарии. Другие тоже находили себе занятие по интересам.

Так уж вышло, что в работе Проекта участвовала исключительно мужская часть Бравой Компании. Все три девушки работали на Нашей Стороне, а вот парням там серьезной работы в последнее время как-то не находилось — и они с превеликой охотой ринулись на Ту Сторону, едва услышали о ней. Маркиз Шамон, увалень, предпочитавший сидячий образ жизни (и неплохой компьютерщик), нашел себя в качестве заместителя Элкона. Граф Родрик умственным упражнениям и возне с техникой всегда предпочитавший дела в хорошем стиле «плаща и кинжала», наподобие Брагерта или Гаржака, наоборот, был посажен резидентом в Саваджо, где половину времени посвящал безопасности приставленного к Удаву «племянника», а оставшееся время руководил тамошней агентурой, насчитывавшей уже человек двадцать, — в Саваджо порой приезжали отдохнуть крайне интересные для Проекта персоны, и это следовало использовать. Уже три раза туда под надежным прикрытием выезжала Яна и, вмиг сделав очередного такого человечка годным к употреблению, часа два-три выкачивала из него нужную информацию — о чем данный экземпляр, естественно, совершенно забывал. Маркиз Палем улетел на Нериаду руководителем группы — он всегда питал склонность к аналитической работе и кропотливому сбору информации. Одним словом, все были при деле, работали здесь еще и несколько монахов из всех трех Братств, и люди отца Алкеса — в той программе, что занималась магией и загадочными тварями. Даже старуха Грельфи сюда собиралась, но в последнее время то ли прихворнула, то ли чуточку сдала по причине преклонных лет — и Сварог, вызвав к ней врачей из восьмого департамента, настрого велел пару-тройку дней полежать. Не чуждая дисциплине старуха согласилась (правда, не без ворчания). Однако отправиться в «Лазурную бухту» или другой схожий курорт она отказалась категорически, бурча:

— Не с моим рылом, светлый король, по господским курортам разъезжать, да еще в виде пучка костей. Вот будь я молодой, обязательно б поехала, нацепила бы купальник, как на тамошних вертихвостках — в три лоскутка, три ниточки — да порадовалась бы жизни всяко. Но кто б мне тогда такое предлагал, тогда меня Багряная Палата вовсю ловила, чтобы к столбу над поленницей примотать, — и добавила с неприкрытым сожалением: — Поздно мы с тобой встретились, светлый король, развело нас во времени. Хрен бы ты мимо меня двадцатилетней прошел, верно тебе говорю…

(Сварог с этим вполне согласился мысленно, он видел портрет Грельфи в двадцать лет — она тогда, хорошо подзаработав на каком-то колдовском деле, заказала хорошему мастеру миниатюру на эмали. По ее словам, чтобы в случае чего осталась память: «Тряпка порвется и истлеет, а такая долго продержится». В самом деле, редкостной красавицей была старая колдунья в двадцать лет, ничего удивительного, что один из подчиненных отца Алкеса во время той приснопамятной истории с облавой забыл служебный долг и все остальное…)

Одним словом, «на больничном» она лежала в собственной квартире, располагавшейся в том же уединенном домике посреди старого парка, где размещалась ее контора. При ней почти неотступно пребывал кто-то из врачей, а снаружи, у дверей квартиры, сменяли друг друга часовые из ратагайцев или гланских гвардейцев — чтобы сотруднички не беспокоили.