Побледнев, Белинда уставилась на них. Им показалось, что к ней снова возвращается понимание.

— Нет! Нет! — воскликнула Белинда. — Нет, я не хочу этого! Этого не было! Я не могу, не могу…

Малин подумала, что ее сейчас стошнит, и повела ее на кухню, поставила перед ней ведро.

— Ну, ну, — успокаивала она ее, — Вот сюда, не стесняйся…

Ей казалось, что из отравленной души Белинды должно выйти какое-то зло.

Пробыв некоторое время на кухне, они снова вернулись в гостиную, когда Белинда немного оправилась. Мальчики сидели на своих местах, сгорая от любопытства, но вели себя на редкость хорошо. Слова Малин подействовали.

И когда они снова сели за стол, она сказала:

— Думаю, тебе будет лучше рассказать все самой, Белинда, как бы трудно для тебя это ни было. Ведь то, о чем мы говорили, это еще не все, не так ли? Думаю, вы пережили настоящий кошмар в открытом море, ежеминутно ожидая смерти среди ледяных волн. Но есть еще что-то такое, что тебе любой ценой хотелось бы забыть, не так ли?

— Да. Ах, как ужасно было находиться в этой крохотной шлюпке, вы себе не представляете…

— Можем себе представить, — сказал священник. — Ты многое пережила.

— Да… — задумчиво произнесла она и вдруг задрожала: — Нет, я не могу об этом рассказывать! Это слишком страшно!

— Не надо так, Белинда! Мы могли бы спросить об этом Вильяра, но тебе от этого не стало бы легче. Тебе обязательно нужно поделиться своими воспоминаниями с другими. Это будет для тебя большим облегчением.

— Но я…

Она долго молчала. Потом произнесла:

— Да, это будет лучше всего.

И по ее интонации они поняли, какое глубокое потрясение она пережила.

Малин было ясно, что она находится на пути к выздоровлению. Теперь ей нужно было выссказаться до конца.

И медленно, словно каждое слово вытягивали из нее, Белинда начала:

— Нас… нас было шестеро в шлюпке в самом начале. Мы долго, долго плыли, и мы промерзли насквозь. Еды у нас не было. К счастью, погода была хорошей, если не считать первых дней. Я… становилась все слабее и слабее, я сама замечала это, и единственное, что существовало для меня в этом мире, так это голод, холод и близость Вильяра. И сознание того, что маленький Хеннинг должен получить известие о том, что мы живы. Хотя мы каждый день готовы были умереть…

Голос ее затих, она потеряла нить мысли. Воспоминания ее были невеселыми, все это понимали. Она то и дело вытирала слезы.

Все ждали, когда она снова заговорит. Ульвар ерзал на стуле, и Малин положила руку на его плечо. Он тут же укусил ее, но зато потом сидел тихо.

Белинда стала рассказывать дальше, и на лице ее был написан страх.

— Однажды утром один из находившихся в шлюпке людей умер. Вильяр хотел выбросить мертвеца за борт, но другой мужчина был против. Мы должны позаботиться о том, чтобы доставить мертвого домой, сказал он. И вот…

Она замолчала, явно испытывая душевные муки.

— И однажды я проснулась. Обычно мы бодрствовали по очереди, но на этот раз оба уснули. Я проснулась и…

Белинда с трудом глотнула слюну, руки у нее дрожали.

Собравшись с силами, она продолжала:

— Все спали. Кроме того человека, который хотел оставить мертвеца. Он… он сидел и отрезал… куски… и…

— У тебя нет необходимости продолжать дальше, — перебила ее Малин. — Мы и так все поняли.

— Боже мой, — прошептал священник, — но это же невозможно!

— Что мы знаем о муках голода? — позеленев, сказала Малин.