Только подслушиваешь, подумал я и, ступив на мох, для верности немного потоптался.

— Она превратилась, — сказал я. — Молодец девчонка! Тут мягко и шипы не прокалывают. Лучше всего не идти, а катиться, так давление меньше.

Он все еще медлил.

— Не могу я, — признался он. — Боюсь сделать ей больно.

Стоя на мху, я не выдержал и заорал:

— Так выхода же другого нет! Она ведь нарочно это сделала, чтобы мы могли идти дальше…

По мху прокатился вздох, и Конан, наконец, решился. Придерживая меч, он опустился на кромку мха и быстро, как будто его запустили хорошим пинком, перекатился на другую сторону ловушки. Я торжественно следовал за ним.

Да, молодец все-таки эта Эрриэз. Отбросила ложную гордость и показала, кто она есть. Ведь даже от феи может быть толк, если, конечно, фея постарается.

Мы выбрались на холм и почти сразу же нашли родничок. Вода в нем была необыкновенно вкусной, и я надеялся, что она не содержит в себе яда. Я уже нарисовал себе в мыслях приятную картину, как мы тут отдыхаем и прохлаждаемся в покое и уюте. Поэтому я, позабыв усталость, принялся помогать, распаковал вещи и принес немного веточек, пока Конан валил высохшее деревце.

Мох все еще лежал, и никакой Эрриэз не было в помине.

— Может быть, с ней что-то случилось? — спросил Конан, подвешивая котелок над огнем.

— Ты добр и потому не умен, — сказал я. — Она фея, говорят же тебе. Что с ней сделается?

Мне почему-то не понравились, что он так о ней беспокоится. Но он меня не слушал. Встав на ноги, он обвел глазами лес и болото. Уже начало темнеть, так что в сумерках он сумел разглядеть совсем немного.

— Ты последи за огнем, а я сейчас приду, — заявил он и зашагал вниз, к трясине.

Из темной ложбинки донесся его крик:

— Эрриэз!

В голосе звучало столько тревоги, что я чуть не упал в костер.

За моей спиной что-то зашуршало. Я резко повернулся и сразу же вытаращил глаза — желтые, круглые. Они всегда производят сильное впечатление на незваных гостей. В закатных землях Пустынный Кода — весьма редкое явление, они все поначалу пугаются, потому что не знают, чего от меня можно ожидать.

Но это была Эрриэз. Грязная, вся в лохмотьях, еле живая от усталости и, по-моему, страшно смущенная.

— Явилась, — проворчал я, тоже почему-то чувствуя неловкость. И, встав во весь рост, крикнул, обращаясь к ложбинке: — Конан! Она здесь!

Он примчался почти в тот же миг, и физиономия у него была встревоженная. Еще меньше мне понравилось, как он схватил ее за руки и, слегка отстранив, принялся изучать взглядом ее многочисленные царапины.

— Эх, ты… — сказал он и ласково усадил ее на бревно возле нашего костра.

— Я чародейка, — тихонько созналась она. — Ты уж прости, Конан. Не хотела тебе говорить.

— Не надо ничего говорить, — сказал он. — На самом деле все это ерунда.

— Если хочешь знать, Эрриэз, — сказал я, — у Конана даже была одна знакомая богиня.

Я думал, что Эрриэз сразу поймет, что имеет дело с важными особами, и перестанет задирать нос, но она как будто не расслышала моих слов.

— Завтра я буду в полном порядке, — сказала она. — Шипы были здорово ядовитые, но для мха неопасные. И для чародеек тоже. — Она слегка покраснела под разводами грязи. — А вот человеку смерть. Я потом еле содрала с себя отравленный мох… Ладно, это все мелочи. Главное — что мы прошли.

— Главное даже не это, — заверил ее Конан.