— Да.

«Да, любовь моя».

— Я никогда не покидала Нью-Йорка. Можешь поверить?

— Вполне. Как-то мне попалась книжка о людях, которые десятки лет не покидали Манхэттен.

Линди не стала спрашивать, куда мы едем. Она опустила голову на подушку, прихваченную мною из дома, и опять заснула. Мы медленно ехали на север. Линди, по-моему, совсем не испытывала желания выпрыгнуть из машины. Когда мы подъехали к мосту Джорджа Вашингтона, я тоже заснул.

Проснулся я около девяти утра. Вдали виднелись заснеженные вершины гор. Линди жадно глядела в окно.

— На завтрак останавливаться нигде не будем, — сказал я ей. — Поедим в машине. Магда обо всем позаботилась.

Линди покачала головой.

— Посмотри, какие холмы. Как в фильме «Звуки музыки».

— Это не холмы, а горы. Скоро мы к ним подъедем.

— Правда? Слушай, мы все еще в Штатах?

Я засмеялся.

— Мы все еще на территории штата Нью-Йорк. Я решил показать тебе настоящий снег, а не серое городское месиво. Там, куда мы едем, можно гулять по снегу и даже валяться в нем.

Линди молча глядела в окно. По обеим сторонам дороги встречались фермерские дома. В одном месте нам попалось несколько пятнистых коров и лошадь.

— В этих домах живут люди? — спросила Линди.

— Конечно.

— Какие они счастливые. Тут есть где погулять.

Мне опять стало стыдно за то, что я обрек Линду на затворническую жизнь. Но я торопился все исправить.

— Мы тоже будем гулять. Тебе понравится, Линди.

Еще через час мы свернули с шоссе и остановились возле красивого дома, окруженного заснеженными соснами.

— Вот и приехали, — сказал я.

— Это что?

— Это дом, где мы будем жить.

Линди широко раскрытыми глазами смотрела на занесенную снегом крышу и красные ставни. С другой стороны к дому примыкал холм, за которым виднелось замерзшее озеро.

— Это твой дом? — спросила она. — Весь?

— На самом деле не мой, а моего отца. В детстве мы приезжали с ним сюда несколько раз. Но это было давно. А потом отец все больше времени стал отдавать работе. Боялся лишний день отдыха прихватить, будто его за это уволят. Когда я подрос, то ездил сюда с друзьями на Рождество. Мы тут на лыжах катались.

Я замолчал, не веря своим словам про друзей и катание на лыжах. Чудовища на лыжах не катаются. У чудовищ нет друзей, а если и были, это вызывало массу вопросов. Странно. Я был готов рассказать Линде все, даже то, что скрывал от других и от себя самого. Но лучше было ничего не рассказывать.

К счастью, Линди не очень вслушивалась в мои слова. Она вылезла из машины и — как была, в розовом халатике и домашних тапках, — начала кружиться по расчищенной дорожке.

— Неужели твоего отца не тянет в эти удивительные места? Волшебная страна!

Я тоже вылез. За мной с опаской выбрался Пилот. Чувствовалось, ему хотелось как следует облаять все окрестные сугробы.

— Линди, тебе нельзя разгуливать по снегу в такой одежде. Сейчас холодно.

— Мне совсем не холодно!

— Ты в машине разогрелась. А погода морозная.

— Неужели? — смеялась она, кружась розовым пятном на ослепительно белом снегу. — А я хочу поваляться в пушистом снежке! Разве это плохо?

— Это очень плохо.

Я подошел к ней. Конечно, мне со своей шерстью было вполне тепло.

— Пушистый снежок быстро станет мокрым и холодным, а если ты простудишься, мы не сможем играть во дворе.

«Но я могу тебя согреть».

— Я захватил подходящую одежду.

— Это какую?

— Шерстяное белье.

Водитель лимузина выгрузил наши чемоданы. Я торопливо надел через голову спортивный костюм и взялся за ручку красного чемодана.