Изменить размер шрифта - +
Зрение, конечно, имело наибольшее значение, но все же для общего эстетического удовольствия требовались и все остальные чувства.

То есть в настоящей красавице все должно было быть прекрасно – ее нежный голос радовал слух, ее кожа была мягкой, как шелк, от нее исходил приятный аромат. И даже такое клише, как «сладкий поцелуй» (или всевозможные упоминания медовых губ), тоже являлось частью этого идеала красоты – она должна была быть прекрасна и на вкус тоже.

Соответственно, уродство, как я уже упоминала, всегда сопровождалось противным голосом и мерзким запахом. До того, чтобы потрогать и попробовать на вкус, дело обычно уже не доходило, хотя и описания грубой, неприятной на ощупь кожи в литературе встречаются.

 

Гендерные различия

 

Поскольку равенства между мужчинами и женщинами в Средние века не было ни в каких вопросах, с красотой и ее значением дело обстояло точно так же. Как потенциальное качество человеческого существа, красота имела различную символическую ценность в зависимости от того, кто ею обладал – мужчина или женщина. Ценность женщины часто была напрямую связана с ее красотой, тогда как у мужчин на первое место ставились не физические, а нравственные характеристики. Так, например, когда Вильгельм Апулийский писал хвалу южноитальянскому городу Салерно, он описывал красоту местных жен и честность мужей. Это характерно для любой средневековой литературы, от стихов до сухих хроник, – женщина всегда в первую очередь была прекрасна, а уже потом добродетельна, благородна и добра (а иногда даже умна), тогда как мужчина был в первую очередь благородным, храбрым и честным, а уже потом статным и красивым.

Этим гендерным подходом частично объясняется и то, что старухи в средневековой литературе обычно выступают в качестве отрицательных персонажей – ведьм, сводней или хотя бы просто злобных сварливых женщин. Потеряв красоту, они теряли в глазах авторов и все связанные с ней положительные черты.

Старики же изображались более нейтрально, потому что потеря внешней красоты для них была меньшим злом, они могли сохранить благородство и мудрость, которые в свою очередь как бы делали более приятным и их облик. В литературе даже закрепился такой образ благородного старца, основной чертой которого была мудрость – молодому воину полагалось быть храбрым, но мудрость традиционно сопутствовала возрасту. В связи с этим возникали забавные казусы, как, например, с описанием Карла Великого в «Песни о Роланде»:

Карлу в то время было около тридцати шести лет, поэтому он никак не мог быть седовласым и седобородым. Но поскольку в поэме он выступает в амплуа мудрого правителя, «отца» народа, ему положено быть «благородным старцем». Еще один штрих для понимания «связок» внутренних и внешних качеств персонажей средневековой культуры.

 

Сексуальные страдания

 

Красота, что вполне естественно, в литературной традиции (и прежде всего в куртуазной, рыцарской) была тесно связана с сексуальным влечением. Андрей Капеллан в своем трактате «О науке куртуазной любви» писал, что «любовь есть некоторая врожденная страсть, проистекающая из созерцания и неумеренного помышления о красоте чужого пола, под действием каковой страсти человек превыше всего ищет достичь объятий другого человека и в тех объятиях по обоюдному желанию совершить все, установленное любовью».

То есть куртуазная любовь при всей ее красоте, замысловатости, стремлении к подвигам и возвеличиванию предмета любви до небес, в основе своей имела все то же сексуальное влечение. И все, что рыцарь совершал ради дамы, он совершал, томимый плотским желанием. А вершиной, кульминацией их романтических отношений с возлюбленной выступал секс. Кстати, Андрей Капеллан, блюдя мораль и беспокоясь о том, что куртуазные отношения обычно предполагались между замужней дамой и неженатым рыцарям, советовал так называемую «простую» любовь заменить тем, что он называл «смешанной» любовью.

Быстрый переход