Он больше не свободный человек. Женщина, со своей стороны, все еще вольна принять или отвергнуть предложенное им. В этот момент проявляется власть женщины. Мужчину испытывает женщина, избранная им, требуя, чтобы он доказал пылкость своих чувств. Но если, по окончании этого испытания, она принимает дар, если уши ее открыты, и она позволяет опутать себя словесной паутиной, то, в свою очередь, и сама становится пленницей, потому что в этом обществе любой дар подразумевает отдарок. Созданные по образцу договора вассальной верности, предполагавшего, что господин вознаграждает верную службу вассала той же мерою, правила куртуазной любви обязывали избранницу вознаградить верную службу, в конце концов – полной мерою. По своим устремлениям куртуазная любовь не была платонической, как думают некоторые. Это была игра, и, как во всех играх, игрока вела надежда на победу. Выиграть означало, как в охоте, захватить добычу…

…Молодой человек с надеждой ждал вознаграждения, милостей, которыми его избранница и госпожа должна была одарить его. Однако законы любви требовали, чтоб эти милости жаловались частями и понемногу, женщина таким образом снова приобретала преимущество. Она отдавалась, но не сразу. По предписанному ритуалу, сначала она позволяла себя поцеловать, затем целовала сама, после этого переходила к более пылким ласкам, целью которых было еще больше возбудить партнера. Куртуазный поэт описал заключительное испытание – assaig (essai) называли его трубадуры – последний тяжкий искус, быть подвергнутым которому грезил любовник. Это было наваждение, захватывающая дух фантазия. Любовник воображал себя возлежащим подле госпожи, которая разрешила ему приблизиться к своему нагому телу, но только до определенной точки. В самый последний момент правила игры требовали, чтобы он отпрянул назад, воздержался, чтобы доказать свою значимость, демонстрируя полный физический самоконтроль. Реальное обладание возлюбленной, тот момент, когда ее слуга мог обрести с ней блаженство, откладывался на неопределенное время».

Рыцарь или мужлан

Признаться честно, когда-то, когда я впервые стала изучать эту тему, такой неплатонический характер куртуазной любви стал для меня большим ударом. Я, как все юные девы, верила в то, что в служении Прекрасной даме все было чисто и возвышенно, а оказалось, что это был просто способ «задурить» женщинам голову и добиться от них секса.

Но на самом деле такой взгляд тоже крайне однобокий, и при более глубоком изучении феномена куртуазной любви становится понятно, насколько она все-таки была возвышенной при всей своей приземленности.

И вот здесь я снова дам слово Жоржу Дюби, потому что тема настолько тонкая, что лучше, если ее основные тезисы будут озвучены не мной, а уважаемым историком-медиевистом, одним из лучших французских специалистов по Высокому Средневековью.

«Люди в том обществе, – пишет Дюби, – делились на два класса. Один состоял из работников, преимущественно селян, живших в деревнях, так называемых вилланов. Другой – из господ, живших за счет труда других людей… Гость при дворе, знатный ли, простой ли кавалер из свиты государя, вступал в любовную игру. Он пытался обходиться с дамами весьма изысканно, чтобы обнаружить умение покорить их не силой, но лаской слов и движений, с целью показать, что он принадлежит к привилегированному меньшинству… Так он отчетливо демонстрировал дистанцию между собой и простым мужиком, который в итоге был отвержен, так как жил в невежестве и скотстве.

Практика куртуазной любви была первым и основным критерием различий внутри мужского общества. Вот почему эта модель, предложенная поэтами, стала такой действенной и почему была способна влиять определенным образом на отношения между мужчинами и женщинами… Дамам и девицам, вовлеченным в куртуазную любовную игру, подобали определенные знаки уважения, и они, пока длилась игра, наслаждались некоторой властью над партнерами».