Глядя в пол, Билл Сэмюэлс очень медленно произнес:

– Раундхилл звонил сам. Причем дважды. Мне это не нравится. Очень не нравится.

Ральф выключил двигатель, но не стал выходить из машины. Он еще долго сидел в темноте, стуча обручальным кольцом по рулю, вспоминая песенку времен своей бурной юности. Стрижка и бритье? Изволь! Шлюхи тянут ля-бемоль!

Открылась дверь, ведущая на кухню, и в гараж заглянула Джанет. Она была в домашнем халате и в смешных розовых тапочках в виде кроликов, которые Ральф в шутку преподнес ей на прошлый день рождения. Настоящим подарком была поездка в Ки-Уэст, где они замечательно провели время – только вдвоем, – но сейчас этот отпуск, как и все остальные отпуска, превратился в смутное воспоминание, эфемерное, как послевкусие от сахарной ваты. А тапочки-кролики из однодолларового магазина остались, совершенно дурацкие тапочки с крошечными глазками-бусинками и болтающимися ушами. Увидев жену в этих тапочках, Ральф чуть не расплакался. Ощущение было такое, что он постарел лет на двадцать с того страшного дня, когда вошел на поляну в Хенли-парке и увидел окровавленный труп ребенка, который, наверное, боготворил Бэтмена и Супермена.

Ральф вышел из машины и крепко обнял жену, прижавшись своей колючей щекой к ее гладкой щеке. Он молчал, потому что боялся заговорить. Боялся, что если заговорит, то не сможет сдержать слез.

– Милый, – сказала она. – Ты его взял. Что не так?

– Может быть, ничего, – ответил Ральф. – Может быть, все не так. Я должен был предварительно его допросить. Но я был так уверен!

– Пойдем в дом. Я заварю чай, и ты все мне расскажешь.

– После чая я не смогу заснуть.

Она чуть отстранилась и пристально посмотрела на него. Сейчас, в пятьдесят, ее глаза были такими же темными и красивыми, как в двадцать пять.

– А ты собираешься спать? – Когда он не ответил, она добавила: – Дело закрыто.

Дерек уехал в летний лагерь в Мичигане, так что в доме они были одни. Когда они вошли в кухню, Дженни спросила, хочет ли Ральф посмотреть вечерние новости на местном канале, но Ральф покачал головой. Для полного счастья ему не хватало десятиминутного репортажа о том, как доблестная полиция Флинт-Сити взяла за жабры опасного извращенца. Дженни заварила чай и сделала тосты из сладкого хлеба с изюмом. Ральф уселся за кухонный стол и, глядя на свои руки, рассказал жене все. Эверетта Раундхилла он приберег напоследок.

– Он был зол, как сто чертей, – сказал Ральф. – И поскольку именно я ему перезвонил, то вся его ярость обрушилась на меня.

– То есть он подтвердил алиби Терри?

– До единого слова. Раундхилл встретился с Терри и двумя другими учителями – Квэйдом и Грант – у здания школы. Ровно в десять утра во вторник, как они договаривались. Они приехали в Кэп-Сити и заселились в «Шератон» около одиннадцати сорока пяти, получили свои карточки участников конференции и как раз успели на общий банкет. Раундхилл говорит, что после банкета он потерял Терри из виду примерно на час, но он считает, что с ним был Квэйд. В любом случае в три часа дня они опять собрались все вчетвером. И как раз в это время миссис Стэнхоуп видела, как Терри сажает Фрэнка Питерсона в грязный белый микроавтобус в семидесяти милях к югу от Кэп-Сити.

– Ты говорил с Квэйдом?

– Да. Уже по дороге домой. Он не злился в отличие от Раундхилла, который грозился, что дойдет до министра юстиции и потребует провести полномасштабное расследование.