Плохо, очень плохо. Расскажу — исключат.

Я низко опустила голову и поведала часть правды: неуважение старших, оскорбления, неприличное слово на окне. К ней присовокупила вымысел, который оставил бы вне подозрений магистра Лазавея: без спроса взяла одну вещь. Якобы именно из-за неё Тшольке так разозлилась.

— Дурно, Агния, очень дурно, — погладил бороду ректор. — Не ожидал от вас. Вас обеих, — добавил он, глянув на Осунту. Та тут же вновь сослалась на усталость и попросила короткий отпуск.

Чего я не ожидала, так это того, что Тшольке извиниться передо мной. Сухо, коротко, но публично! В ответ я тоже попросила прощения, и вслед за Осунтой и магистром Айвом вышла за дверь: основные разбирательства состоятся вдалеке от посторонних ушей, в кабинете ректора. Там уже сидел магистр Лазавей, хмурый, как грозовая туча.

Закрыв дверь и наложив на неё заклинание, магистр Айв сел за стол, цокнул языком и почему-то уставился на Лазавея. Тот упрямо вскинул подбородок и ответил таким же пристальным взглядом.

— Н-да, Эдвин, не ожидал! — наконец нарушил тишину ректор. — Нет, девочки за многими бегают, но чтобы преподаватель и студентка дрались за мужчину… Чем ты их привлёк-то, чем одурманил и когда успел Агнию охмурить.

В голосе магистра Айва не слышалось осуждения — напротив, пожилой маг, казалось, тихонько посмеивался в бороду и улыбался.

— Мне самому это неприятно, — ответил Лазавей. — Если бы знал, что Осунта задумала нечто подобное, то предотвратил бы. Мне казалось, после нашего разговора она всё поняла.

— Ты… ты не можешь, ты пошутил! — не выдержав, выкрикнула Тшольке, метнувшись к любовнику, вцепилась в ворот рубашки и, будто обессилев, повисла на нём. — Эдвин, ты же…

Так и не произнеся ничего членораздельного, она с мольбой смотрела на Лазавея, а потом, вспомнив о гордости, оттолкнула и зло прошипела:

— На молодую променял, выбросил, как стала не нужна?

Вид у Тшольке был такой, будто она собиралась разорвать Лазавея в клочья.

И Осунта действительно не сдержалась — влепила магистру звонкую пощёчину и, вмиг обретя спокойствие, села.

Ректор молча наблюдал за разыгрываемым спектаклем, а потом потребовал объяснений. Лазавей неохотно признался, что спал с Тшольке, но ничего ей не обещал, что она сама предложила необременительные близкие отношения.

— Знал бы, Осунта, скинул бы в тот вечер твою руку! — в заключении раздражённо добавил он, обернувшись к Тшольке.

— Как же, ты с радостью принял помощь в «восстановлении энергии». Прекрасно видел, что я влюблена и воспользовался.

Мне стало жалко Осунту. Если всё так, как она говорит, то Лазавей поступил подло. Похоже, ректор подумал то же самое, потому что молчаливо осудил подчинённого. Лазавей сгорбился, потом вновь расправил плечи и расстегнул ворот рубашки, будто тот душил его. Намотал на палец шнурок, тот самый, что я подарила, и попросил меня выйти. На вопрос почему, ответил, что речь пойдёт о чужой личной жизни, обсуждать которую при посторонних неприлично.

— А если там будет обо мне? — не сдавалась я, не желая пропустить откровенный разговор.

— Вам я сам всё скажу, не беспокойтесь. Агния, прошу, выйдите.

Как ни хотелось уходить, пришлось, потому что магистр Айв поддержал просьбу Лазавея.