Не одной, желательно, но Лазавей не рвался покинуть баранину, вгрызаясь в неё с жадностью оголодавшего человека.
— Эдвин, как ты можешь есть! — с укором прошептала я.
— Не только могу, но и хочу. Это вам, студентам, достаточно пищи духовной.
Ой, он, наверное, опять не обедал, а я накинулась. Нехорошо, но так хочется слушать и слушать, выяснить, как именно магистр меня любит, когда понял, за что я ему понравилось — вопросов уйма!
— Эдвин, а ты когда понял?
— Што понял? — с набитым ртом, переспросил Лазавей. 'Што' вместо 'что' вышло таким милым.
Я удивлённо глянула на него — разве непонятно, что речь о любви? Я красивого признания жду, подробностей, комплиментов — а он ест!
— Ты сказал, что любишь. Буднично так.
Лазавей вздохнул и промолчал. Петь мне хвалебные песни он почему-то не собирался, а ковырялся вилкой в картошке. Можно подумать, это не свидание, а обычный ужин!
— Агния, какая разница, зачем подробности? — наконец соизволил ответить магистр. — Я всегда тебе симпатизировал, потом ты влюбилась, я пригляделся… Заодно и от Осунты избавился, она мне порядком надоела.
Вскинула брови: вот как? Значит, потешила самолюбие магистра, вовремя под руку подвернулась. Вздохнула и тоже уткнулась в тарелку.
Мерное жевание челюстей длилось битых полчаса, по окончанию которых довольный и сытый Лазавей откинулся на спинку стула и окинул меня благостным взором. Я поджала губы, желая показать, что рассчитывала на другой вечер.
— Не будь ребёнком! Ты же взрослая, а не девочка, которой нужны красивые слова. Мне нравится женщина, я открыто говорю ей об этом, предлагаю встречаться — разве этого мало? Было бы лето, нарвал бы ромашек, хотя… Протяни руку.
Не понимая, к чему он клонит, положила руку на стол. Лазавей улыбнулся, проделал какую-то хитрую манипуляцию в воздухе — и на ладони расцвели цветы! Не прозрачные, как некогда у Липнера, а как настоящие. На синих лепестках поблёскивали капельки росы.
С восхищением взирала на плоды магии, не удержавшись, потрогала — твёрдые! Вернее, осязаемые. Перевела взгляд на магистра и, зардевшись, пробормотала:
— Спасибо. А они не исчезнут?
— Простоят неделю, обещаю. Потом просто растворятся. Ну как, Агния, — Лазавей облокотился о стол, — я достаточно выказал свой интерес?
Кивнула и уткнулась носом в цветы. Увы, они не пахли.
— Полагаю, следует еще выпить и перейти к обсуждению твоих поступков?
— А что мои поступки? — я невинно захлопала глазами.
— Оставляют желать лучшего. Правила безопасности не соблюдаешь, с преподавателями дерёшься, в дома к ним залезаешь… Разве так надлежит вести себя примерной девочке?
В голосе его звучала добродушная усмешка, и я включилась в игру. Отточенным жестом поправила волосы, изогнулась и, наклонившись, лукаво прошептала:
— А кто сказал, что я примерная девочка?
Лазавей рассмеялся и покачал головой. Разлил вино по кружкам и поинтересовался, не этой ли позой я обаяла декана. Ответила таинственным молчанием и хлопающими ресницами.
Потанцевать мне удалось: музыканты вспомнили, что они не на похоронах, и порадовали развесёлой мелодией. Из-за стола, вопреки ожиданиям, меня выдернул магистр и закружил волчком. Его пальцы по-хозяйски устроились на талии, а я совсем не возражала.
Из 'Девы-ивы' выкатились, кажется, за полночь и в обнимку направились к Академии. Лазавей пытался рассказывать что-то о звёздах, но я не слушала и лезла целоваться. Если бы стражники забирали за нарушение нравственности, мы бы точно загремели в тюрьму.
— Тебя в Студенческий дом проводить? — Вопрос застал врасплох. |