— И что, ты его этим платком удавишь, что ли?

— Там будет видно, — говорю.

И правильно сказал. Потому что я тогда ни за что бы не угадал, что после было. А после было так…

Нет, не могу. Подождите еще…

Ну, вот. Так это было. Утром мы вышли на канаву, я им говорю:

— Как только анжинер появится, вы мне это сразу скажите.

И пошла работа. Копаем все. Уже не как вчера, уже все свое дело справно делают. Земля так и летит! Хорошая земля, и берег крепкий, не плывет, и укреплять его не надо. А анжинер, я подумал тогда, он всегда уже только за полдень появляется, так что, думаю, мы еще много успеем. Вот только кому все это потом будет надо, когда я такое задумал? Ведь если я анжинера убью, разве Цмок мне такое простит? Разве он после даст дальше копать? Да сожрет меня Цмок, утащит за собой в дрыгву, как пана Михала. А хлопцев, глядишь, и помилует. И это правильно, потому что кто они такие? Подневольные. Я, конечно, тоже подневольный, но это с меня все началось. Это я всегда, как только чарку выпью, так сразу начинаю выхваляться, что пущи не боюсь, и никого в той пуще не боюсь, и я в прошлом году, и даже еще в позапрошлом, когда в пущу ходил, Цмоку ничего не подносил, над другими смеялся, и мне это сошло, я совсем осмелел. Вот почему, когда Якуб стал меня спрашивать, пойду ли я копать, я сразу согласился. Вот так я хлопцев и подвел под это дело гиблое, значит, мне теперь за все это и держать ответ. Одному!

Только я так подумал, как слышу:

— Демьян!

Разогнулся я, глянул…

Идет анжинер! Опять в окулярах. Руки потирает, ухмыляется. Ох, думаю!..

Нет, ничего я тогда не подумал. А сразу — ш-шах! — панский платок из рукава достал, шах-шах! — быстро утер им лопату, опять спрятал в рукав, стою.

Он подходит. Еще шире ухмыляется.

— Что, — говорит, — работаем?

— Да, — говорю, — такая наша доля.

А он:

— Доля у всех одна. Запомни это!

О, думаю, сразу грозит! Ну и ладно. Молчу. Он говорит:

— Пойдем, посмотрим, что вы тут нарыли.

Пошли по бережку. Он смотрит на канаву, примеряется. Хлопцам кивает, как старым знакомым. Хлопцы не знают, как им быть. Стоят как пни. Руки у всех дрожат. Ну, молодые еще, чего с них возьмешь. А я, матерый волк, лопату на плече несу, глазами зыркаю.

Анжинер остановился, повернулся ко мне, говорит:

— Хорошая работа получилась. Сколько вам старый князь за нее посулил?

Я в ответ:

— А зачем тебе это?

А он:

— А может, я хочу перекупить!

— Как это так?

— А очень просто. Вот старый князь посулил тебе пятьдесят чистых талеров, а хлопцам, я слышал, по три, тоже чистых. А я нечистых дам, зато по шесть. А тебе даю сотню, Демьян, чтоб вы всю эту работу обратно закопали и заровняли.

Я говорю:

— Так пан князь…

А он, анжинер, засмеялся, рукой замахал, я замолчал, а он на хлопцев посмотрел, потом опять на меня, и говорит, чтобы все слышали:

— Да какой он здесь, в пуще, пан? Он пан там, у себя на острове, в своем маёнтке. А здесь пан я! И потому как я вам сейчас скажу, так оно и будет. А вот что я скажу: даю вам времени до вечера. Засыплете и заровняете эту смердящую канаву, дам вам каждому по шесть, а тебе, Демьян, как старшему, сотню нечистых талеров, и отпущу живыми. А нет, так не пеняйте потом на меня. Понятно?

— Понятно, — говорю.

— А если понятно, тогда чего стоишь как пень?

— А я и не стою! — говорю.