— И как раз тогда еще поднялась вся эта шумиха в связи с замужеством его сестры, — сказал он. — А Дугал… Дугал, боюсь, держался тогда не слишком правильно. Он, видите ли, мог стать во главе клана, но, вероятно, оказался для этого недостаточно зрелым. — Гоуэн покачал головой. — Суматоха вокруг этого дела поднялась невероятная. В ней приняли участие и двоюродные братья, и дядюшки, и арендаторы… пришлось созвать большое Собрание, чтобы решить вопрос.

— Но они в конце концов выбрали Колама? — спросила я, снова восхитившись силой личности Колама Макензи.

Бросив искоса взгляд на иссохшего маленького человечка, который ехал рядом со мной, я подумала, что Колам к тому же оказался удачлив в выборе союзников.

— Выбрали, но только благодаря тому, что братья неколебимо держались вместе. Никаких сомнений по поводу храбрости или ума Колама, разумеется, не было, сомнения касались только его физического состояния. Было ясно, что он уже никогда не поведет своих людей в бой. Но был еще Дугал, крепкий и здоровый, хотя порою безрассудный и слишком горячий. Он встал за креслом брата и поклялся слушать его во всем, быть его ногами и его рукой, держащей меч в битве. И тогда предложили, чтобы Колам стал лэрдом и руководил всем в обычное, мирное время, а Дугал назначен военачальником клана и руководил им во время военных действий. Так создалось это положение, не имевшее прецедента.

Скромность, с которой Гоуэн произнес слова «и тогда предложили», сделала совершенно ясным, кто предложил.

— А чей вы человек? — спросила я. — Колама или Дугала?

— Мои интересы связаны с кланом Макензи в целом, — дипломатично ответил юрист, — но присягу по форме я принес Коламу.

Присягу по форме, скажите на милость, подумала я. Видела я, как они присягали, но не заметила среди такого большого скопления народа маленькую фигурку законника. Ни один из тех, кто участвовал в церемонии, не мог остаться к ней равнодушным. И маленький человечек на гнедой кобыле, сухой, как его собственные кости, весь погруженный в мир законов, судя по его собственным рассказам, был в глубине души романтиком.

— Он, должно быть, нашел в вашем лице достойного помощника, — сказала я.

— О, я делаю кое-что время от времени, — ответил он. — Немногое. Как делаю и для других. Если вы, дорогая моя, нуждаетесь в совете, — он просиял сердечнейшей улыбкой, — располагайте мной. Уверяю вас, что на мою дискретность вы можете положиться.

Он любезно поклонился мне.

— До такой же степени, как на вашу лояльность по отношению к Коламу Макензи? — Я подняла брови, задавая этот вопрос.

Маленькие выцветшие карие глазки встретились с моими, и в самой их глубине я увидела не только ум, но и чувство юмора.

— Вот именно, — ответил он, ничуть не смутившись. — Стоит попробовать.

— Наверное, так и есть, — сказала на это я, скорее забавляясь, нежели сердясь. — Но я уверяю вас, мистер Гоуэн, что не нуждаюсь в вашей дискретности, по крайней мере теперь.

Однако это заразительно, подумалось мне, я выражаюсь почти так же, как и он.

— Я английская леди, — твердо продолжала я, — и ничего больше. Колам зря тратит время — свое и ваше, — пытаясь выведать секреты, которых попросту не существует.