Медленно и более или менее тихо мы пробирались к сосновой роще. Под деревьями было темно, лишь немногие пятна света видны были на подстилке из опавших иголок. Даже Джейми не мог передвигаться совсем бесшумно, но шорох сухих игл под ногами терялся в шуме живых колючих ветвей над головой.

Ковер хвои неожиданно сменился массивным выступом гранита. Джейми пропустил меня вперед и показывал, куда ставить руки и ноги при подъеме на каменный склон. Наверху оказалась ровная небольшая площадка, достаточная, чтобы двоим улечься рядом. Джейми приблизил губы к моему уху:

— Тридцать футов спереди и справа от нас. На полянке. Ты их видишь?

Я их не только увидела, но и отлично услышала. Волки, небольшая стая, животных восемь или десять. Воя не было. Добыча лежала в тени, что-то темное, с торчащей вверх ногой, тощей и вздрагивающей оттого, что зубы теребили тушу. Порой было слышно глухое ворчание, порой тявкал детеныш, которого оттеснили от куска, пожираемого взрослым волком, — все это под звуки удовлетворенного чавканья и хруст костей.

Когда глаза мои привыкли к этой сцене, неровно освещаемой месяцем, я разглядела в тени под деревьями распростершиеся на земле косматые тела полностью насытившихся волков. Пятна серой шерсти виднелись там и сям, возле добычи все еще шла возня в поисках оставленного теми, кто наелся в числе первых, вкусного кусочка.

Неожиданно в пятне света появилась широколобая, желтоглазая и остроухая голова. Волк издал негромкий угрожающий звук, нечто среднее между воем и рычанием, и под деревьями тотчас наступила тишина.

Шафрановые глаза, казалось, смотрели прямо на меня. В позе животного не было ни страха, ни любопытства, он просто заметил меня. Джейми дотронулся до моей спины, предупреждая, чтобы я не двигалась, но я и не испытывала желания бежать. Мне думалось, что я могла бы смотреть водку в глаза часами, но она — я была уверена, что это самка, не знаю почему, — только передернула ушами и вернулась к своей трапезе.

Мы еще несколько минут смотрели на животных, таких умиротворенных в рассеянном лунном свете. Потом Джейми, тронув меня за руку, дал понять, что пора уходить.

Он держал меня под руку и поддерживал, пока мы пробирались сквозь деревья к дороге. Впервые после того, как он освободил меня из Форт-Уильяма, я по доброй воле позволила ему дотронуться до меня. Все еще завороженные видом волков, мы почти не разговаривали, но уже чувствовали себя друг с другом свободно и легко.

Так мы и шли, а я, вспоминая истории, которые он мне рассказывал, не могла не восхищаться проделанной им работой. Без единого слова прямого объяснения или извинения он сообщил мне все, что хотел: я дал тебе такой же урок справедливости, какие получал сам. Я был милосерден, насколько мог. Я не мог избавить тебя от боли и унижения, но я поделился с тобой своими страданиями и унижениями, чтобы тебе легче было перенести твои.

— Ты сильно переживал это? — спросила я. — Я имею в виду, когда тебя били? Или относился к наказанию легко?

Он слегка сжал мою руку, прежде чем отпустить ее.

— Я сразу забывал. В большинстве случаев. За исключением последнего раза. Тут мне понадобилось время.

— Почему?

— Да как тебе сказать? С одной стороны, потому что мне было шестнадцать и я считал себя взрослым. С другой… меня очень жестоко наказали.

— Можешь не рассказывать, если тебе не хочется, — сказала я, заметив его колебания. — Тяжелая история?

— Далеко не такая тяжелая, как сама порка, — засмеялся он.