— Саша, Саша, — риторически восклицала Ирина Генриховна, всплескивая руками в закатанных рукавах, — до чего тебя довела твоя работа? Мало того что ты ранен, так вдобавок ко всему дорогие друзья-однополчане и выздороветь как следует не дадут…

— Наоборот, Ира, — возражал Турецкий, — они мне помогают выздороветь. Представляешь, до чего бы я дошел, если бы валялся, гадая, что там без меня творится с делом Зернова? Да я бы спятил! Если хочешь знать, они меня поддерживают на плаву…

Ирина испускала глубокий вздох, свидетельствующий о том, что все следователи ненормальные, спорить с ними — себе дороже. Турецкий, мысленно извиняясь за то, что да, ничего не попишешь, он такой, погладил ее по спине, по бедру, куда только сумел дотянуться из своего неисправимо горизонтального положения. Жена в роли сиделки умиляла его: в белом халате со старомодными завязочками сзади, в белой косынке поверх смятых волос, с усталыми губами, в складках которых задержались линии слизанной помады, она выглядела старше и уязвимее и в то же время более доступной и родной. Пожалуй, Александр Борисович был бы не прочь разделить с ней свое горизонтальное положение… он даже уверен, что его здоровью это пошло бы на пользу… однако облеплявшая грудь и спину повязка, торчащие из самых неудобных мест трубки, отводящие из его тела кровь и разную дрянь, а также опасность вторжения сотрудников или медиков охлаждали порыв. Сублимируя по методу Фрейда, Турецкий обращал свое возбуждение в область мыслительной деятельности.

Александр Борисович мог гордиться тем, что пулю в грудь получил не напрасно: растревожив Савву Сретенского, он в некотором роде спас отечественный военно-промышленный комплекс, а кроме того, удостоверился, что на самом властном верху были и остаются люди, которым мешает бесстрашная и честная журналистика. Попутно он раскрыл кое-какие аспекты взаимодействия ФСБ и ЦРУ, ну а кроме того — так сказать, на закуску, — ознакомился с идеологией и методами исламского фундаментализма. И что же из этого следует? А ровным счетом ничего, почтеннейший Александр Борисович. Все политические и финансовое хитросплетения, вместе взятые, не помогли ему приблизиться к разгадке убийства Питера Зернова. На редкость сложное дело! А может, наоборот, Турецкий не может с ним справиться, потому что все проще, чем ему представляется? Гораздо проще! И искать следует не на государственном уровне, а на частном, в переплетении личных интересов, неприязней и подавляемых страстей, которые, вспыхивая, способны уничтожить все и вся.

Не потому ли в бреду, когда подвластное трезвой логике сознание затемнено, подсознание воспользовалось случаем, чтобы подать ему знак: «Не там ищешь!» В роли знака выступила, конечно, история Довбуша. Его деятельность вызвала общественный резонанс, его искали могущественнейшие державы, но потребовался ревнивый муж неверной любовницы, чтобы осуществить то, что не смогли сделать спецслужбы восемнадцатого века. Подтверждение старой мудрости: ищите женщину!

«Во всем виноваты деньги и женщины, — спонтанно родилось у Турецкого изречение, смахивающее на афоризм. — Деньги — потому что их вечно не хватает, а женщины — потому что их слишком много».

Турецкий испытывал вдохновение. Он парил над всеми версиями дела Зернова, охватывая их взглядом с высоты птичьего полета. На краткий миг его посетила уверенность, что он способен уже сейчас сказать, кто убил Зернова, не требуя дополнительных фактов. Увы, миг был краток… Его очарование развеял зазвонивший мобильник, звуки которого стали в последнее время основательно раздражать Александра Борисовича, сподвигнув его заменить надоевшую мелодию «Турецкою марша» полонезом Огинского. Полонез приелся еще быстрее, стало быть, дело не в мелодии, а в том, что (права Ирина!) наличие мобильника и усердие сотрудников сделали для следователя по особо важным делам недостижимой возможность побыть наедине с собой.