Ну да, ну да, редкий наследник трона не интересуется военным делом…
Феерическая это была картина, надо заметить, не хуже, чем плюмажи на фоне главного калибра. На пустынной палубе, как снегом заваленной серым невесомым пеплом, почти в полной темноте, изредка прорежаемой сполохами со стороны издыхающего континента, тесной толпой стояли хмурые небритые мужики плечом к плечу со своими боевыми подругами и внимали отрывистым репликам отставного генерала. Ни дать ни взять – повстанцы Фиделя перед решительным боем, блин. Хотя женщина на корабле – это, конечно, не дело, но тут уж ничего не попишешь…
Сварог несколько секунд полюбовался на повстанцев, ободряюще подмигнул стоящей среди них Клади и поспешил в ходовую рубку. Как ни хотелось десантному майору самому принять непосредственное участие в зачистке – а ведь способности ларов, заметим без, ложной скромности, стоят целого отряда захватчиков, – но у бравого командира есть и другие немаловажные дела… А эти справятся. Должны справиться. Волна народного гнева, как нас учит история – это вам, господа хорошие, не хухры-мухры. Особенно если этот самый народ только что стал свидетелем массовой гибели четырех тысяч человек – своих друзей, родителей и детей. Особенно если в их гибели виноват экипаж «Адмирала».
Итак, Рошаль остался в адмиральском салоне, чтобы вплотную заняться пленными, Пэвер и раненый Олес с палубы руководят операцией, Чуба в ипостаси волка-разведчика крадется по внутренним помещениям и отсекам, в авангарде боевых отрядов, высматривая, вынюхивая и по возможности бесшумно устраняя опасность, следом Клади под прикрытием вооруженных тоуранцев посылает направо и налево мыслеимпульсы о том, что, мол, все хорошо, мы свои, нас бояться не надо, поэтому грабли кверху и лицом к стене… Никого не забыли? Вроде никого. Что ж, цели поставлены, задачи определены. За работу, товарищи.
А командир пока займется своим делом.
В рубке, освещенной вездесущими «китайскими» фонариками, было тихо и было уже прибрано – по распоряжению сына дожа двое расторопных мальчишек выволокли трупы вахтенных на палубу, присыпали лужицы крови пеплом и теперь с обожанием смотрели на Сварога, ожидая дальнейших приказаний. (Покойников, судя по всему, они не боялись ни капли. И не того навидались, судя по всему, в последние дни перед наступлением Тьмы…) Он мельком огляделся. Штурвал, на переборках – какие-то приборы, напоминающие барометры, циферблаты в медных, украшенных завитушками корпусах, штурманский стол с рулонами карт, уже знакомый Сварогу компас, стрелки, деления, непонятные пояснительные надписи… Лады, будем разбираться.
Стряхнув с плеч проклятущий пепел и мимолетно потрепав гаврошей по головам, Сварог шагнул к скромно застывшему в уголке матросику в робе. Матросик был бледен – не иначе устал, бедолага, стоять навытяжку с закинутыми на затылок руками. Но ничего, к своему величайшему сожалению, поделать с этим не мог: ему в грудь внимательно и недвусмысленно смотрело дуло внушительного пистоля. Пистоль держала обеими руками хрупкая симпатичная девчонка лет пятнадцати в изодранных бриджах, и в ее взгляде даже близорукий запросто прочитал бы, что она, в случае чего, нажмет на курок без малейших колебаний и раздумий. Ну а про то, что пистоль не заряжен, матросику, увы, знать не полагалось.
Сварог встал перед гидерийцем и неторопливо, смакуя, оглядел с головы до ног – напустив на себя брезгливый вид отца-командира, распекающего доставленного пред его ясны очи прямиком из комендатуры похмельного солдата. Спросил кратко:
– Рулевой?
Матросик часто закивал. Не нужно быть психологом, чтобы понять: у бедняги до сих пор перед глазами стоит стремительная клыкастая смерть, вихрем промчавшаяся по рубке… Молодец Чуба. |