И каждый раз весточка от него вызывала у Абигейл острое ощущение потери. Она уже думала о том, что, возможно, понапрасну мучает себя, допуская такой контакт, пусть и минимальный. Это было похоже на то, как с твоей раны постоянно снимают швы, не давая ей затянуться.
А теперь Абигейл думала: «Мне тоже тебя не хватает. Я бы хотела…»
Но какое это имеет значение, чего бы она хотела? В любом случае ей не получить этого. По крайней мере, с Воном. Он никогда не успокоится; это все равно что превратить гепарда в домашнюю киску. Даже если бы Вон и мог измениться, Абигейл не хотела бы видеть его другим — тогда он не был бы мужчиной, которого она любит.
Ей нужно было смотреть в лицо фактам. Максимум того, что она могла получить от него, — электронная почта, почтовые открытки, случайные встречи, когда он приезжал в город. Его коротких визитов Абигейл всегда ждала с таким нетерпением, с таким замиранием сердца, что, когда приходило время прощаться, она испытывала почти физическую боль. Обычно они встречались, чтобы вместе выпить или пообедать, а в прошлый спортивный сезон даже посетили несколько бейсбольных матчей, куда она покупала билеты. И хотя они с ним неоднократно спали за это время, Абигейл ни разу не оставалась в его гостиничном номере на ночь. Она знала, что любой продолжительный контакт будет для нее подобен смерти. Ей было достаточно сложно совладать даже со своими воспоминаниями. Она извлекала их из памяти так часто, что уже не была уверена, где в них реальность, а где вымысел.
Вздохнув, Абигейл перевела взгляд на монитор компьютера. Последний e-mail пришел от Вона два дня назад: «Я пробуду в городе неделю начиная со среды. Сможем ли мы увидеться? В.» Она еще ничего не ответила. Да она и не знала, что ему сказать. Какая-то ее часть хотела отбросить всякую осторожность и провести все время, пока он здесь, спрятавшись ото всех в его гостиничном номере. И только мысль о том, какой подавленной она будет чувствовать себя после этого, удерживала Абигейл от того, чтобы ухватиться за эту возможность. А сейчас ей это было совершенно ни к чему, потому что она только-только начала приходить в себя после всех событий прошлого года — в первую очередь, после судебного разбирательства с бывшим учителем Фебы.
Как и можно было предположить, тот отвергал все выдвинутые против него обвинения, публично, во весь голос заявляя о своей невиновности. Настоящим шоком оказалось то, что большинство одноклассников Фебы приняли его сторону. Шкура невинной овечки начала сползать с мистера Гварнери только в зале суда. Там выступила бывшая выпускница, давшая показания, что он, когда она была его ученицей, делал подобные предложения и ей. Последним гвоздем, забитым в его гроб, стало эмоциональное и берущее за душу выступление Фебы. К концу второго дня судебного заседания все обернулось уже против мистера Гварнери и группа его сторонников сильно поредела. Когда зачитывали приговор, единственным человеком, оставшимся на стороне подсудимого, была его жена. И никого, за исключением, вероятно, самого бывшего учителя, уже не удивило, что суд признал его виновным.
В остальном особо радоваться было нечему. Эмоциональное состояние Фебы оставалось хрупким, она продолжала бороться с депрессией и проявлениями заниженной самооценки. После того остракизма, которому она подверглась в своей бывшей школе, девушка приняла непростое решение уйти оттуда и на оставшуюся часть последнего года обучения поступить в находившуюся поблизости, в Вестчестере, академию Пелхэма. Такая перестройка была достаточно болезненной, но теперь, когда выпускные экзамены остались уже позади, Феба казалась более счастливой и расслабленной, чем раньше. В настоящее время дочь находилась дома и паковала свои вещи для поездки во Францию, куда она отправлялась вместе с отцом, — подарок Кента в связи с окончанием школы. Абигейл знала, что будет скучать по ней: это было лишь небольшой репетицией перед настоящим расставанием осенью, когда Феба уедет учиться в колледж. |