И, разумеется, только что возведенное здание из шлакоблоков, перед которым она сейчас стояла; кому-то оно могло показаться вполне обычным, но для Консепсьон это был сияющий монумент — Milagros Sánchez Clínica de Medicina. Ради этого она и проделала весь этот неблизкий путь. Ради этого она решила рискнуть и сесть на самолет, хотя очень волновалась, несмотря на постоянные заверения Хесуса, что паспорт у нее совершенно законный и что нет никаких причин бояться, что ее могут не пустить обратно в Соединенные Штаты. Консепсьон хотела увидеть все это собственными глазами. Глазами, которые сияли, когда она повернулась к мужу и голосом, переполненным эмоциями, сказала:

— Сегодня ангелы на Небесах, должно быть, улыбаются.

Он сжал ее руку и кивнул.

— Sí, seguro. — Похоже, Хесус тоже был растроган.

По масштабам крупного города больница была маленькой: две комнаты для осмотра и небольшая бесплатная аптека; персонал — один врач и медсестра (эта девушка, кстати, училась с Милагрос в одном классе). Но для их общины больница была настоящим даром Небес. Люди понимали, что здесь, возможно, спасут жизнь больным младенцам и viejos, которые не смогут перенести день пути в медицинский центр в Эрмосильо; что тут уберегут молодых женщин от опасного аборта у подпольной акушерки; что, если понадобится, врач окажет немедленную медицинскую помощь жертвам несчастных случаев и пожаров, не дав им умереть от полученных ран.

Ее дочери это уже никак не поможет, но для Консепсьон открытие больницы было своего рода искуплением вины — и сеньоры, которая сдержала свое слово, и, наверное, ее самой. Потому что она наконец полностью простила сеньору. Консепсьон приехала в родной городок, чтобы убедиться в правоте слов своей abuelita и понять, что в сердце, переполненном ненавистью, не осталось бы места для благословений, пришедших с тех пор в ее жизнь.

Перед началом торжественной церемонии открытия она увидела сеньору, которая стояла на помосте и разговаривала с мэром и только что назначенным начальником больницы, доктором Гутиересом. Навес над помостом защищал их от палящих лучей, но в свете солнца, пробивавшемся через неплотную ткань, сеньора сияла, словно одна из позолоченных статуй в их часовне, куда Консепсьон уже заходила сегодня помолиться. Конечно, сеньора не была святой, но она также не была и воплощением дьявола, какой ее когда-то представляла Консепсьон. По крайней мере, она нашла в себе смелость признать, что ошибалась, и попыталась исправить эти ошибки. Нет, это не вернет назад Милагрос, но если бы не усилия сеньоры, не было бы и этой больницы. К тому же сама Консепсьон не узнала бы спокойную силу и уверенность мужчины, который стоит рядом с ней…

Размышления ее были прерваны, потому что под соломенным навесом palapa на площади с другой стороны улицы громко взревели трубы и зазвенели гитары уличных музыкантов марьячи, заигравших свою бодрую мелодию. Консепсьон оглянулась и увидела, что группа людей, пришедших на открытие, выросла уже до сотни человек, и даже больше. Вокруг собравшейся толпы сновали уличные торговцы, предлагая свой нехитрый товар — завернутые в листья кукурузы дымящиеся tamales, поджаренные крендельки churros в сахарной пудре, очищенные плоды манго на палочках, слегка посыпанные красным перцем, а также всевозможные безделушки и религиозные медальоны.