Ну, оставляли бы их в космосе — нет, упрямо тащат на глаза людям. Ведь даже остовы погибших «героев» буксируют в места приписки.
— Не хочется спорить, но пример ваш к парадоксам не имеет отношения. Кладбища и свалки всегда были основной приметой любой цивилизации. А к нашему времени произошел своеобразный обмен. Скончавшихся людей подвергают торжественной аннигиляции, замуровывая именные пластины в траурные астероиды, а корабли продолжают существовать, наглядно демонстрируя этапы освоения космоса и дерзость человеческой мысли. Но не пора ли переходить к Имтране?
— А вот парадокс, Бригерр: вокруг множество привлекательных, юных, девственных особ, созданных для счастья и семейного уюта, но вы же влюбляетесь в биокса.
— Наши отношения с Имтраной — сугубо личное дело. С вашей стороны нетактично… И не надо бередить рану. Я ни о чем не жалею, ни о чем…
— Избитая истина: любовь зла… Еще красноречивый пример: Имтрана, будучи в довольно нежном возрасте, скоропалительно вышла замуж за супербиокса!
— Неправда!
— К сожалению, установленный факт. Конечно, вы понимаете: супербиокс — это не рядовой биокс.
— Не вижу большой разницы.
— По моим наблюдениям, люди практически не интересуются биоксами и делают вид, что те ничем не отличаются от полноценных особей, а в душе испытывают к биоксам стойкую неприязнь. Кстати, вы в курсе семидесятипроцентного ограничения?
— У нас в Академии сбыли споры по этому пункту. Лично я считал и считаю волевые ограничения в области реанимации антигуманными. Глупо лишать пострадавшего права на жизнь из-за жесткой нормы. Пусть утрата внутренних органов превышает установленный рубеж, но мозг-то в полноценном состоянии. Да если бы спросить любого о выборе между смертью и биоксом, то в ответе можно не сомневаться.
— Так вот, и неприязнь, и семидесятипроцентное ограничение идут от супербиоксов. Медицина долго добиралась до вершины, а достигнув ее, откатилась назад. Практика показала: семьдесят процентов замены — предел. Все супербиоксы — а их насчитывалось к тому времени двадцать два экземпляра — проявили себя не совсем коммуникабельными по отношению к близким родственникам и особенно женам.
— Значит, случай с Имтраной не исключение?
— У всех супербиоксов — у одного раньше, у другого позже — возникало желание превратить близкого человека в подобного себе. И они весьма умело организовывали катастрофы, но, нанося жертве обширные травмы, гибли сами, обязательно от сокрушительного удара в голову.
— Видно, в последнюю секунду человеческое брало в них верх?
— Трудно сказать определенно… В общем, Имтране повезло. Она чуть-чуть не дотянула до семидесяти процентов.
— Покажите источник сведений.
— Бригерр, послушайте добрый совет…
— Я хочу прочитать собственными глазами.
— Успокойтесь, взвесьте и оцените ситуацию. Будете настаивать пожалуйста, укажу том, страницу… Но зачем усугублять положение? Потеряна для вас Имтрана или не потеряна — еще неизвестно. Вдруг наступит час, когда она сама пожелает открыть свое настоящее имя?
— Наверное, вы правы… Но к чему ваша лекция о биоксах? Мы снова уходим куда-то в сторону.
— Кто больше достоин инъецирования с точки зрения структурников: нормальный человек или биокс?
— Умирая, вряд ли задаются такими вопросами.
— Но сходность принципов обеспечения между биоксом и структурником несомненна. Только у биокса искусственные органы спрятаны под личиной человека, а у структурника помещены в капсулу вместе с мозгом. Структурники в своем мире — тоже биоксы. |