|
Но для меня, лишенного лица, было немыслимо отойти хоть на шаг от своих бинтов. Представляя себе, как бы я раскромсал этот пейзаж, размахивая искусственным пальцем, который лежал сейчас у меня в карма-не, я с трудом переваривал отвратительные слова К. «похоронить себя заживо». Ничего, посмотрим. Если теперь мне удастся прикрыть лицо чем-то таким, что сделает неотличимым от настоящего, то, каким бы бутафорским ни был ландшафт, он не сможет превратить меня в отверженного… * * * В ту ночь… поставив искусственный палец на стол, словно свечку, я, не смыкая глаз, думал об этой «подделке», более похожей на настоящий палец, чем настоящий. Возможно, я воображал костюмированный бал из какой-то чудесной сказки, на котором я не-ожиданно появлюсь. Но даже в воображении я не мог не сделать маленького примечания: «сказка». Не символично ли это? Я уже писал, что выбрал этот план, не особенно задумываясь о последствиях, точно переправлялся через узенькую речушку. И уж конечно, у меня не было никакого окончательного решения. Может быть, из-за бессознательного стремления легко относиться к маске, успокаивая себя тем, что потеря лица еще не означает потери чего-то весьма существенного? Поэтому проблему составляет в некотором роде не сама маска – самодовлеющее значение приобретает смысл вызова, который она бросает лицу, авторитету лица. Если бы, столкнувшись с разрушенным Бахом, с твоим отказом, я не был доведен до такого затравленного состояния, то, может быть, посмотрел бы на все более спокойно и даже нашел бы в себе силы подшучивать над своим лицом. А пока черный мрак, как тушь в стакане воды, разливался в моем сердце. Лицо – тропинка ме-жду людьми, такова точка зрения К. Как мне сейчас представляется, если К. и произвел на меня не-благоприятное впечатление, то не из-за самодовольства или стремления навязать свое лечение, а из-за этой идеи. Согласиться с ним – значило признать, что, потеряв лицо, я навечно замурован в оди-ночной камере, и, следовательно, маска приобретает уже весьма глубокий смысл. Мой план превра-щался в попытку бежать из тюрьмы, попытку, где на карту было поставлено существование челове-ка. Значит, мое нынешнее положение становится безнадежным и, следовательно, подходящим для подобного плана. По-настоящему угрожающая обстановка – это обстановка, воспринимаемая тобой как угрожающая. При всем желании трудно было согласиться с такой точкой зрения. Я сам признаю, что не кто иной, как я, нуждаюсь в тропинке, которая связывала бы меня с людьми. И как раз поэтому продолжаю писать тебе эти строки. Но разве лицо – единственная тро-пинка? Не верится. Моя диссертация, посвященная реологии, получила поддержку среди людей, которые ни разу не видели моего лица. Конечно, устанавливать связь с людьми можно не только с помощью научных трудов. От тебя, например, я хочу совсем другого. То, что называют душой, серд-цем, не имеет четких очертаний, но представляет собой куда более ощутимый символ человеческих отношений. Эти отношения значительно сложнее, чем отношения между животными, которым, для того чтобы обозначить себя, достаточно запаха, и потому наиболее приемлемый и распростра-ненный путь установления отношений между людьми – выражение лица. По-видимому, так же, как денежная система обмена является шагом вперед по сравнению с натуральной. Но в конечном итоге и деньги не более чем средство, и вряд ли можно утверждать, что они всесильны при любых обстоя-тельствах. В одних случаях маленькая почтовая марка и телеграфный перевод, в других – драгоцен-ные камни и благородные металлы гораздо удобнее денег. Не предвзятое ли это мнение, объяснимое привычкой считать, что душа и сердце нечто иден-тичное и связь с ними может быть установлена только с помощью лица? Ведь совсем не редки слу-чаи, когда дорога к тесному единству сердец – не бесконечное взаимное лицезрение, а четверости-шие, книга, грампластинка. |
