Как только я освободил лицо от бинтов, на него выползли полчища пиявок – багровые, пере-плетающиеся келоидные рубцы… Ну что за отвратительное зрелище!.. Все это повторяется каждый день, как урок, – пора бы привыкнуть.
Меня еще больше разозлил мой, казалось бы, беспричинный испуг. Если вдуматься – не имею-щая никаких оснований, неразумная чувствительность. Стоит ли поднимать такой шум из-за какой-то оболочки человека, да еще из-за ее небольшой части – кожи лица? Честно говоря, подобный пред-рассудок, устоявшийся взгляд ничуть не удивителен. Например, вера в колдовство… расовые пред-рассудки… безотчетный страх перед змеями (или тот же болезненный страх перед тараканами, о ко-тором я уже писал)… Вот потому-то не прыщавый желторотый юнец, живущий иллюзиями, но даже я, заведующий важной лабораторией в солидном институте и накрепко, чуть ли не корабельным ка-натом привязанный к обществу, страдал от охватившей меня душевной аллергии. Прекрасно созна-вая, что для особой ненависти к этому обиталищу пиявок нет никаких оснований, я ничего не мог поделать с собой и испытывал к нему непреодолимое отвращение.
Я, разумеется, предпринимал бесчисленные попытки преодолеть себя. Чем пройти мимо, от-вернувшись, гораздо лучше посмотреть правде в глаза и привыкнуть к своему положению раз и на-всегда. Если сам перестанешь обращать внимание, другие начнут поступать так же. Это несомненно. Исходя из этого, я и в институте стал часто говорить о своем лице. Я, например, с наигранной весе-лостью сравнивал себя с чудовищем в маске, которое показывают в телевизионных мультфильмах. Говорил с той же наигранной веселостью, как удобно видеть и не быть видимым, когда можешь под-сматривать за другими, для которых выражение твоего лица скрыто. Самый быстрый способ при-выкнуть самому – приучать других.
Такой результат был, пожалуй, достигнут. Очень скоро в лаборатории я уже не чувствовал прежней напряженности. Дошло до того, что чудовище в маске тоже перестало быть пугалом, и в бесконечном его появлении на экранах телевизоров и в комиксах мои товарищи стали даже усматривать определенный резон. Действительно, маска, если, конечно, под ней не гнездятся пиявки, безусловно, имеет свои удобства. Если облачение тела в одежды знаменует прогресс цивилизации, то вряд ли можно быть гарантированным от того, что в будущем маска не станет самой обыденной вещью. Даже теперь маски часто используются в важнейших обрядах, на празднествах, и я затрудняюсь дать этому факту исчерпывающее объяснение, но мне представляется, что маска, видимо, делает взаимоотношения между людьми значительно более универсальными, менее индивидуальными, чем когда лицо открыто…
Временами я начинал верить, что хоть и медленно, но все же пошел на поправку. Однако я еще по-настоящему не представлял себе, сколь ужасно мое лицо. А все это время под бинтами продолжа-лось беспрерывное наступление пиявок. Обмораживание жидким воздухом не поражает так глу-боко, как ожог, и, следовательно, заживление должно идти сравнительно быстро. Однако вопреки уверениям врачей, сокрушив все возможные оборонительные рубежи – прием теразина, инъекции кортизона, радиотерапия, – орды пиявок, бросая в бой все новые и новые силы, расширяли и без того обширный плацдарм на моем лице.
Однажды, например… Это случилось в обеденный перерыв, в тот день, когда я возвратился после совещания по согласованию работы нашей лаборатории с другими. Молодая лаборантка, только в этом году окончившая институт, подошла ко мне, перелистывая страницы книги, всем сво-им видом показывая, что хочет мне что-то сказать. «Посмотрите, сэнсэй, какая забавная картинка». В книжке, которую она мне со смехом протянула, под ее тоненьким пальчиком был рисунок Клее, названный «Фальшивое лицо». Лицо было расчерчено параллельными горизонтальными линиями, и, если смотреть на него с определенной точки, казалось, что оно все обмотано бинтами. |