У меня перехватило дыхание. В тюрьме никто не обсуждал преступления других, даже если в глубине души ты считал человека виновным. Но я действительно убил Адама. Моя рука держала пистолет, его кровь оросила мою одежду. На суде выяснялось не случившееся, а причины случившегося.

– Ничего страшного нет в том, если ты чего-то не знаешь, – сказал Шэй. – Все мы люди, это свойственно нам.

Что бы там ни говорил мистер Сосед-Философ, кое-что я знал наверняка. Я знал, что я любил и любовь эта была взаимной. Что человек способен обрести надежду, наблюдая, как растет сорняк. Что суть жизни человека – не в том, где он в конечном итоге оказался, а во множестве деталей, приведших его туда.

Что все мы совершаем ошибки.

Устав от его загадок, я закрыл глаза и, как ни странно, увидел лишь одуванчики. Их словно нарисовали на полях моего воображения, сотню тысяч маленьких солнц. И я вспомнил, что людям свойственно не только не знать определенных вещей – им также свойственно верить. А вера – это единственное оружие в нашем арсенале, способное побороть сомнение.

Джун

Говорят, что Бог не подвергнет тебя испытанию, которое ты не смог бы вынести. Но в таком случае встает вопрос поважнее: а зачем Бог вообще заставляет тебя страдать?

– Без комментариев, – сказала я и с такой силой швырнула трубку на рычаг, что Клэр, слушавшая плеер на диване, подскочила от испуга. Я потянулась рукой под стол и выдернула шнур из гнезда, чтобы больше не слышать звонков. Телефон разрывался все утро. Перед моим домом разбили лагерь. «Как вы относитесь к тому, что люди митингуют у здания тюрьмы, требуя освободить человека, который убил вашу дочь и мужа?» «Как вы считаете, желание Шэя Борна стать донором – это попытка возместить нанесенный ущерб?»

Считала я следующее: Шэй Борн не сможет сделать ничего, чтобы вернуть мне Элизабет и Курта. Я не понаслышке знала, как умело он врет и к чему это может привести. Это всего лишь трюк, призванный разжалобить обывателей. Ведь кому, в принципе, было жалко того полицейского и ту девочку десять лет спустя? Мне.

Некоторые люди говорят, что смертная казнь несправедлива, потому что приговор приводят в исполнение нескоро. Что это бесчеловечно, когда осужденный ждет смерти одиннадцать лет и даже дольше. Что Элизабет и Курт, по крайней мере, умерли быстро.

Позвольте объяснить вам, в чем заключается основная ошибка подобных рассуждений. Эти люди исходят из того, что жертв было всего две: Элизабет и Курт. Они не учитывают меня, они не учитывают Клэр. Клянусь, что за эти одиннадцать лет не было и дня, чтобы я не думала о потерях, понесенных от руки Шэя Борна. Я ждала его смерти столько же, сколько и он сам.

Из гостиной донеслись какие-то звуки, и я поняла, что Клэр включила телевизор. На экране выплыла зернистая фотография Шэя Борна – тот же снимок, что печатали в газетах, хотя Клэр их не видела; я сразу же выбрасывала все экземпляры. Волосы у Борна теперь были коротко подстрижены, вокруг губ образовались скобки морщин, из уголков глаз расходились лучики, но в остальном он ничуть не изменился.

– Это он, так ведь? – спросила Клэр.

Подпись под фотографией гласила: «Бог или псих?»

– Да. – Я подошла к телевизору, умышленно заслоняя экран, и выключила его из сети.

Клэр подняла глаза.

– Я помню его, – сказала она.

Я тяжело вздохнула.

– Солнышко, ты тогда еще не родилась.

Она развернула вязаный шерстяной платок, лежавший на диване, и укрыла им плечи, как будто ей внезапно стало холодно.

– Я помню его, – повторила Клэр.

Майкл

Нужно было жить в дремучем лесу, чтобы не слышать пересудов о Шэе Борне, но в его мессианское предназначение я поверил бы последним.