И еще там играет лучший в мире музыкант — никогда не слыхивал такой замечательной музыки. Таверна зовется «Мудрая Сова» .Как выйдешь отсюда, поверни на юг и дойди до третьей улицы слева. Хозяину таверны, Кефрину, сошлись на меня.
— Спасибо, — сказал Тарантио и повернулся, чтобы снять с гнедого притороченные мешки и одеяла.
— У тебя есть имя, сынок? — спросил Чейз.
— Я — Тарантио. Чейз ухмыльнулся.
— Я буду держать твое седло в стойле у гнедого, чтобы было всегда под рукой.
Перебросив мешки через плечо, Тарантио зашагал прочь. Брун не отставал от него ни на шаг.
— Семь золотых — это очень, очень много, — сказал он. — Я никогда в жизни не видел сразу столько золотых. Один — видел. У Лата был золотой, и он дал мне его подержать. Я не думал, что монетка будет такая тяжелая.
— Золото — тяжелый металл, — отозвался Тарантио. Они отыскали «Мудрую Сову» незадолго до прихода сумерек и постучались в парадную дверь.
— Мы откроемся через час! — крикнул из окна рослый, плотного сложения человек.
— Нам нужна комната на несколько дней, — пояснил Тарантио.
— Я сейчас не сдаю комнаты.
— Нас послал Чейз.
— Так что же вы сразу этого не сказали? Подождите, я сейчас спущусь.
В обеих концах просторной обеденной залы уже разожгли два больших очага, и молодые служанки поправляли фитили настенных ламп. Справа от длинной стойки был помост, где сидел молодой парень, белокурый, в шелковой зеленой рубашке и облегающих штанах из коричневой шерсти — он настраивал небольшую арфу.
— У меня есть только одна комната, — сказал Кефрин, пропуская в таверну своих новых постояльцев. — Две кровати, камин, окна выходят на главную площадь. С вас я возьму четверть серебряка за сутки, но за эти деньги вы получите еще завтрак и ужин. Вино либо пиво оплачиваются отдельно. На сколько дней вам нужна комната?
— Дня на четыре, пожалуй. Я собираюсь снять на зиму небольшой дом.
— Что ж, в Северном Квартале полно пустующих домов. Это там сильней всего разгулялась эльдерская чума.
Со струн арфы сорвалась внезапно переливчатая трель, и Тарантио вздрогнул, как ужаленный. Брун озадаченно глянул на него, но ничего не сказал, и они последовали за Кефрином вверх по широкой лестнице.
— Не хотите заказать столик на сегодняшний вечер? — спросил Кефрин. — Народу будет уйма, и если не закажете столик заранее, то не сможете послушать музыку.
— Пускай ужин принесут в комнату, — отозвался Тарантио. — У меня нет охоты слушать музыку.
— А у меня есть, — сказал Брун. — Этот парень здорово играет.
— Погоди, что еще ты скажешь, когда послушаешь его вечером! — убежденно воскликнул Кефрин.
Когда они вышли в коридор второго этажа, из комнаты появилась красивая черноволосая девушка и, сильно хромая, подошла к ним.
— Моя дочь Шира, — с откровенной гордостью в голосе представил ее Кефрин. — Сегодня стряпать будет она.
Тарантио поклонился. Брун так и застыл, разинув рот, и не мог отвести глаз от улыбавшейся ему Ширы. Во рту у него разом пересохло, голова пошла кругом. В этот миг он сразу вспомнил, что руки у него грязные, одежда в дорожной пыли, а давно не мытые волосы всклокочены, как воронье гнездо.
— Здравствуй, — сказала девушка, протянув руку. Брун уставился на эту руку, точно на невиданное прежде сокровище, и не сразу сообразил, что должен ее пожать. Он мельком глянул на свою загрубевшую ладонь и поспешно вытер ее о штаны — а затем с превеликой осторожностью пожал руку девушки. |