— Для первого горожане слишком горды, для второго — чересчур трусливы, — киммериец тоже неотрывно наблюдал за Толозой и прихлебывал вино из серебряного кубка. — Эх, если бы это был простой мятеж! Самый банальный, без всяких выкрутасов с фатаренами, Тьмой, Светом, чистым Духом, грешной Плотью… Когда человека полностью захватывает некая идея, он становится опасным. Боюсь, «Совершенные» имеют слишком большую власть над умами тех, кто сидит за городской стеной.

— Толоза — город купеческий, — подумав, сказала я. — Если ты родился торговцем, то уже никакие проповеди не будут властвовать над тобой, уж поверь дочери купца. Струсят! Струсят и выдадут всех «Совершенных» с потрохами, лишь бы сохранить свои богатства. Другое дело — графы, дворяне. Они хотят самостоятельности, независимости от Трона Льва. И ради своих амбиций прикрываются новым вероучением… Кстати, ты заметил знамя Рокода над Нарбонетом?

— Да пусть Раймон подотрется этим знаменем! — грубо ответил Конан. — Суд Высокой Короны никогда не признает законность поднятого им Рокода! Посуди сама: Раймон много лет не выступал против короля и тут вдруг, без всяких оснований, взбунтовался. Земли я у него не отбирал, новыми податями не облагал, личных оскорблений не наносил… А если твоя Аньес ничего не приукрасила, и люди графа действительно участвовали в избиении монахов в Толозе, Раймону и его ближним светит плаха… Добавим сюда нападение на королевский гарнизон и неподчинение воле короля, заговор против верховной власти Аквилонии, в который втянуты еще несколько крупных ленников Пуантена. Хорошо, если отделается простым отсечением головы, а не колесованием.

— Какой ты кровожадный, — фыркнула я. — Не боишься прослыть тираном?

— Не боюсь, я в своем праве… Погоди-ка, что это такое?

Над центральным барбикеном Толозы взвился шафраново-желтый вымпел без изображений. Знак того, что нас приглашают к переговорам. По ним виднелся бело-черный флаг, говоривший о том, что на время открытия ворот города нас просят отвести военных в сторону.

— Проснулись наконец, — злобно ощерился Конан. — Сменили мокрые штаны на свежие и теперь будут умолять о милости… Не выйдет! Дженна, сиди. Мы никуда не пойдем — сами прискачут! В конце концов, король им должен или они — королю?

Опустился мост, по нему прошли два десятка пышно разряженных горожан. Встречать посланцев Конан отправил Паллантида — в одиночестве, только с герольдом. Мост горожане сразу подняли — боялись. Замок Нарбонет молчал.

Вот они, лучшие и избранные горожане Толозы, вигуэры, правители магистрата. В бесценных парчовых одеждах. Конан остался недвижен, просто сидел на своем стульчике, жевал травинку и смотрел в небо.

Самый старый, а значит самый уважаемый начал говорить как только Паллантид подал знак: можно, мол.

— Государь наш! Всецело преданная вам Толоза выслала нас, избранных своих представителей, дабы мы, выражая пред вашим лицом всю ту неслыханную радость, которая, обуревая нас при известии о прибытии возлюбленного государя…

Даже Паллантида — уж на что терпеливый — и то жгутом скрутило. Ничего себе! И это после обстрела цитадели кровавыми ошметками! Ох, сейчас кому-то несладко придется!

Лучшие граждане тем временем бросают то влево, то вправо опасливые взгляды. Их беспокоит мрачность лиц гвардейцев и легатов, великое количество оружия. И эти тревожащие приметы они видят повсюду вокруг себя.

Вигуэр продолжает точить мед, сладенько лыбясь.

Конана извещают о безмерном счастии, которое охватило Толозу при первом же слухе о приближении государя. Королю выражают всеобщую любовь и преданность. Возлюбленный монарх непременно должен узнать о том, что Толоза готовит ему праздничную встречу, как положено, с шествием, цветами и колокольным перезвоном…

— С перезвоном? — вдруг переспрашивает Конан, а я раскрываю рот от изумления.