Тот отшвырнул окурок, смерил Одинцова неприязненным взглядом, и затопал прочь.

Доставая сигарету, Олег глядел, как подъесаул шагает по грязной улице, смотрел в его широкую спину, и тяжелые, полные неприязни и подозрений мысли подобно мельничным колесам вертелись в голове.

Под хмурым небом осени

2

27 сентября 1938 г.

Казань

В не такой уж большой комнате места хватало для трех письменных столов, вдоль стен выстроились огромные, под потолок шкафы, забитые папками. Два окна позволяли видеть покрытую шифером крышу дома, расположенного на другой стороне улицы, и нависающее над Казанью серое одеяло облаков.

— Вот, Олег Николаевич, здесь и будете работать, да-с, со мной и Петром Петровичем, — Николай Филиппович Степанов, заведующий специальным сектором «Наследия», немного конфузился, и неудивительно — его новый подчиненный был по чину выше собственного начальника. — Остальных коллег я вам представил, Петр Петрович мой заместитель, он сейчас в командировке в Петрограде, роется там в архивах. Располагайтесь пока, чувствуйте себя как дома. Оформили все тут, как полагается, да-с.

— Спасибо, — сказал Олег, разглядывая доставшийся ему стол, массивный, с толстыми ножками и большими ящиками.

Да уж, «оформили» в самом деле — чернильница на месте, пачка чистой бумаги, набор перьев, и даже лампа — с зеленым абажуром и выточенной из какого-камня подставкой в виде склонившего голову белого медведя.

— Позвольте, ради Бога, оставлю вас на минуточку, — Степанов сладко заулыбался и вышел из комнаты.

Невысокий и стройный, манерами и речью он напоминал православного батюшку, по недоразумению сбрившего бороду и снявшего рясу, но при этом был не только серьезным ученым, исследователем масонства, а наверняка еще и опытным административным волком — другой бы никогда не добрался до такого теплого местечка.

Олег еще раз окинул комнату взглядом.

Значит, вот в этих стенах ему и предстоит провести ближайшее время — специальный сектор «Наследия», института изучения евразийской истории, созданного по личной инициативе министра мировоззрения.

Занимаются в секторе всякими мистиками, сектантами и прочими сумасшедшими…

Висевший на стене радиоприемник «Мир», самой дешевой, «народной» модели, стоивший пятнадцать новых рублей, неожиданно квакнул и ожил, затопив комнату пронзительными голосами фанфар.

— Внимание-внимание, говорит Евразия! — объявил торжественный мощный голос.

Олег помимо воли улыбнулся — он слишком хорошо знал, кто сидит за микрофоном, сам в свое время сидел в жюри конкурса, отбиравшего дикторов, прослушивал претендентов, читал их личные дела, и даже участвовал в их обучении.

Мелодию, открывавшую выпуск новостей, готовили и записывали очень тщательно, проверяли варианты на разных аудиториях, откинули чуть ли не дюжину вариантов. С хронометрами в руках высчитывали, сколько секунд должно пройти между фанфарами и призывом к вниманию, прогнозировали, какое временя нужно слушателям, чтобы собраться вокруг приемников, сколько раз нужно повторить победные голоса труб…

И вот результат, продуманный, взвешенный, тщательно приготовленный.

Олег почувствовал даже что-то вроде гордости — он тоже немало потрудился ради того, чтобы сделать радиовещание страны таким, каким оно стало, убедительным и эффективным.

— Чрезвычайный выпуск новостей с фронтов освободительной борьбы! — продолжил Юрий Левитан, обладатель уникального баритона, ставшего настоящим оружием империи, более ценным, чем танковая дивизия.

О да, слово «война» не должно применяться, оно слишком пугающее, чересчур негативно действует на слушателей.