И все держался за пояс — толстый, матерчатый, куда запрятал еврики, а как же! Поди, укради!

Все трое шли за слугой купца Деция Сальвиана, бритоголовым Кальвашем, молодым смуглым парнем, преданным своему хозяину, словно верный пес. Сей проводник и должен был доставить «господ мастеров» к обещанному пристанищу в доходном доме.

— Через рынок пройдем, по краешку, так ближе, — обернувшись, предупредил Кальваш. — Смотрите не потеряйтесь. Хотя вы ведь, верно, тут бывали?

— Приходилось, — солидно кивнув, улыбнулся Саша. — Надеюсь, наш доходный дом не на северо-западе?

— Ой, нет, что ты, господин! — Проводник замахал руками. — Уж теперь-то я вижу — ты знаешь город.

Еще бы не знать… И никогда бы не видеть, разве что на картинках! Колония Юлия, Карфаген, по велению Августа была перестроена, а точнее сказать — выстроена заново, по типично римскому плану: две широкие, по двенадцать метров, главные улицы делили город на четыре квартала, по сто двадцать домов в каждом, и это не считая хижин, в основном концентрирующихся на северо-западе, ближе к морю. Сей райончик считался прибежищем бедняков, попрошаек, разного рода нехристей и прочего преступного сброда, с которым не смогли покончить ни римляне, ни вандалы.

С любопытством посматривающие по сторонам путники прошли по краешку волнующегося и вопившего на многих языках людского моря, лишь слегка прикоснулись к этой священной корове — купле-продаже! О, именно рынок был по-настоящему сердцем города, и большинство его населения, формально христианского, на самом деле поклонялись, как и их предки-пуны, одному богу — Мамоне! Золотому тельцу, чей могучий рев и был всепроникающим голосом рынка, голосом карфагенской торговли, заглушающим все прочее.

Александр на ходу обернулся, поискал глазами Весникова. Тот чуть поотстал, отбиваясь от наседавших мальчишек — продавцов лепешек, печеной рыбы, каштанов и прочей подобной мелочи.

— Купи, купи, господин! Вкусная рыбка, не пожалеешь!

— Эй, Коля! — Саша помахал рукой. — А ну-ка, не отставай, а то не выберешься.

— Счас! — Вальдшнеп лихо растолкал мальчишек и вдруг, изменившись в лице, схватился за пояс… которого, собственно, уже и не было! Только краешек мелькнул в руках одного из бросившихся врассыпную подростков!

— Ах ты ж, сволочуга! — Надо сказать, среагировал тракторист быстро, рванул вперед с высокого старта. — Держи вора, держи!

Мальчишка, конечно, убежал бы, если бы не споткнулся. Не повезло — завалился наземь, под ноги шарахнувшимся по сторонам прохожим, на какую-то секунду замешкался, а тут и Весников подоспел, ухватил, вздернул на ноги и с торжествующим матерком — по морде!

— На, гад! На!

Воренок закричал, заплакал, безуспешно пытаясь вырваться из цепких весниковских рук. Ну да не на того напал, не тут-то было!

— Пусти-и-и-и, господин, пусти-и-и-и… Больно-о-о-о-о!

А Вальдшнеп все бил и бил, давая выход извечной ярости обокраденного к вору, бил, не обращая внимания на крик жертвы и разлетавшиеся вокруг кровавые сопли:

— Вот тебе, гаденыш! Вот тебе! Теперь будешь знать.

— Николай, у тебя что украли-то? — подойдя ближе, лениво осведомился молодой человек.

— Да пояс… — Тракторист снова замахнулся, но Саша перехватил его руку. — Ты пояс-то свой подбери, а то ведь приберут быстро. Не этот, так другие.

— И правда… — Вальдшнеп ошарашенно хлопнул глазами. — Только ты этого…

— Подержу, подержу…

Весников тут же бросился на колени, потянулся, выхватывая пояс буквально из-под чьих-то ног.