Никто из послушников не знал, сколько ему лет, и ходили слухи, что сморщенный лысый старичок помнил времена до Второго Грехопадения.
Он исполнял всякие легкие работы, всегда улыбался и очень редко подавал голос.
– Заходите, братья, – сказал Чандраг так, словно он являлся тут хозяином, и отступил в сторону.
На крыльцо Эрвин поднялся с робостью – он не был тут ни разу.
Внутри оказалось скромно и чисто, как и положено в обиталище монаха, гостей встретила небольшая статуя Вечного, перед которой курились ароматические палочки. Они поклонились ей, сняли сандалии и проследовали в комнату, где на циновке сидел, скрестив ноги, настоятель.
Глаза главы монастыря были закрыты, он, казалось, дремал.
– Отец мой, мы прибыли, во имя Властителя нашего, – сказал брат-наставник, а Эрвин согнулся в поклоне.
– Я слышу, милостью небес, – морщинистые веки настоятеля дрогнули и поднялись, открыв глаза, синие и пронзительные, как горное небо, и настолько же холодные. – Ты, брат… и ты, сын мой…
Эрвин сжался, и про себя принялся читать молитву «Об Изгнании Страха».
– Не бойся, верный и честный послушник, а радуйся, – голос настоятеля мягко журчал, и не слышалось в нем ни гнева, ни раздражения, – ибо по большим духовным заслугам твоим выпала тебе великая честь…
Эрвин так ошалел, что едва вспомнил о благодарности, и с трудом произнес ее непослушными губами.
– Сегодня же, едва солнце достигнет вершины неба, – продолжил настоятель, – ты с братом-наставником и еще двумя добрыми братьями отправишься в большой мир, ибо настало время исполнить то, что нужно исполнить, дабы искупить Второе Грехопадение, и вернуть благодать Вечного в измученный злом, обуреваемый грехами и терзаемый Хаосом мир… ты хочешь спросить?
– Д-да, отец мой, – Эрвин поклонился еще ниже. – Но как же… я же никогда… почему я?
В монастырь он попал, будучи не старше трех лет, судя по рассказам старых монахов – его нашли в одном из разграбленных во время войны селений, и забрали с собой, не оставили на погибель. И ни разу за семнадцать последующих не уходил дальше его ближних окрестностей.
Для Эрвина обитель и была всем миром – долина, окружающие ее горы, с осени до весны покрытые снегом, налетающие время от времени гарпии, которых надо отгонять, приносящие дары жители окрестных деревень. Все, что лежало дальше, было куда менее знакомым, чем самый непонятный свиток из библиотеки, не раз прочитанный, вытертый от пыли, и смазанный священным маслом.
Да, он слышал от послушников и монахов рассказы о городах, кораблях, других народах вроде гномов или эльфов, но куда больше интересовался древними хрониками или головоломными манускриптами по магии.
Эрвин был не против провести жизнь в огромной монастырской библиотеке.
Его же, ничего не смыслящего в мирских делах, отправляют в дальнюю дорогу… зачем?
– Скромность твоя достойна похвалы, честный послушник, – сказал настоятель. – Помни только, что моими устами говорит сам Вечный, и все делается к вящей его славе. Библиотекой найдется, кому заняться, как и голубятней, обитель милостью небес не бедна рабочими руками…
При упоминании голубятни Эрвин подумал про птиц, которых кормил по утрам – обычных голубей и священных, красновато-белых. Месяц назад, в самом начале весны два из них с воркованием уселись юноше на голову, и в таком виде его застал брат-сжигатель.
Наказания, вопреки ожиданиям, не последовало, хотя трогать божественных птах запрещалось.
– Великая честь же это – посетить место, где до Второго Грехопадения было главное святилище Властителя нашего, – продолжал настоятель, подняв указательный палец. |