– Давай, быстрее! – поторопила ее старая Марта, топтавшаяся около ведущей на подмостки лестницы.

Нейли и сама слышала, как со сцены разоряется Пролог, горластый малый по имени Стегн, извещавший публику, что сейчас она увидит «прославленную историю о гордости, чести и славе, имевшую место быть века назад», но и не подумала ускорять шаг. У нее еще есть немного времени.

Глянув в зеркало, которое держала Марта, убедилась, что волосы расчесаны как надо, черными локонами падают на плечи, изумрудное платье с серебряным шитьем сидит хорошо, а нефритовое колье не сползло, так что подвеска свисает точно между грудей. Сплюнула на землю и сделала знак Когтей, чтобы отогнать неудачу, и легко, едва касаясь ступеней, взбежала на сцену.

Пролог убрался с подмостков, и навстречу Нейли двигался Улыбчивый Ян в малиновом камзоле и с мечом на поясе, и голос его гремел, возвещая миру, что перед ним – герцог Каим ре Хардвинн…

Акт Первый, Сцена Первая.

Нейли стремительным взглядом окинула публику – барон, спокойный и надменный, облаченный в синий кафтан, сидит в высоком кресле, рядом, на скамейках, приживалы и прихлебатели в скромных одеяниях, выделяется бард в громадном берете с пером и священник в коричневой сутане, с боков и сзади толпятся дружинники без кольчуг и доспехов, слуги и служанки…

А затем все это исчезло, стало неважным, поскольку настала пора Нейли, и она превратилась в Элаю ре Хардвинн, жену герцога и мать пятерых сыновей, которым предстоит пасть в кровавой распре.

Она двигалась и говорила, даже пела, отзываясь на звуки лютни, на которой за сценой играл безногий Вариш, грязный и мерзкий тип, но гениальный музыкант, она давала пощечины и угрожала, встречала упреки с открытым лицом и смеялась, когда ей угрожали.

Нейли жила, только здесь, на подмостках.

Потом она оказалась за занавесом, и поняла, что первая сцена закончена, и что можно перевести дух.

– Хорошее начало, моя дорогая, – бросил Улыбчивый Ян, а Вариш, сидевший на особом стуле, смачно харкнул и выразился в том духе, что только благодаря ему они все еще тут не пропали.

Никто не обратил на это внимания – безногий всегда нес что-то подобное.

– Как он на тебя смотрел, как он на тебя смотрел! – затараторила подкатившаяся к Нейли Марта, и принялась поправлять платье, орудовать гребнем, чтобы заново уложить слегка растрепавшиеся волосы.

– Кто?

– Да барон же! – старуха, как обычно, подглядывала через щелку, и видела то, что не замечали актеры на сцене. – Пялился, точно волк на жирную овечку, забредшую в темный лес, и даже облизывался.

Нейли скривила губы – похоже, все пойдет, как всегда, хозяин замка возжелает заполучить ее в постель, отказаться она не сможет, и придется пустить в ход сонное зелье на основе черного клевера, купленное за бешеные деньги у одной колдуньи. Пара капель в бокал с вином, и распалившийся любовник продрыхнет до рассвета, а утром несложно будет убедить его в том, что все было великолепно.

Главное, потом стереть с себя его слюни, забыть смрадное дыхание и жадные руки.

– Пора, давай, клянусь Вечным, – сказал Марта, поправляя заметную только ей складку на платье.

Девушка поморщилась – упоминаний о бывшем хозяине мира она не любила, и имелись у нее на то причины, но говорить ничего не стала, знала, что бесполезно, и что старуху от ее присказок не отучить.

Новую сцену Нейли исполняла совсем иначе – холодно, спокойно, оценивая каждый шаг и жест, выверяя интонацию, играя голосом, глазами и руками, не позволяя водовороту чужих чувств и мыслей увлечь себя. Она умела и так, и получалось ничуть не хуже, хотя приносило намного меньше удовольствия.

Зато позволяло наблюдать за зрителями, а именно – за бароном ре Ларгис.