|
Вы знаете, что наша Вселенная из-за хаотической инфляции подобна мыльной пене? Мы с вами живем в одном из таких «пузырьков», так называемом метагалактическом домене. Так вот размер нашего домена — десять в степени миллион сантиметров! То есть то, что мы видим в телескопы, — ничтожная часть пузырька-домена. И все же Вершители, невзирая на расстояния, используя уцелевшие реликтовые «суперструны», смогли построить сеть метро, соединяющую большинство доменов! Впечатляет, не правда ли? Не менее удивительной вещью для меня оказалась страсть Даниила к путешествиям. Он успел побывать в тысяче разных миров с разными физическими законами и узнать столько, что у меня до сих пор голова кругом. Чего, например, стоит известие, что человечество — единственная из уцелевших технологических цивилизаций во Вселенной! Да и то только потому, что у него появился шанс поворота к биоцивилизации.
— Я и не знала, что мы вымираем. Что за шанс? — Интрасенсы. — Это Даниил… м-м… «черный» вам сообщил или ваш вывод? — Мой, но он хорошо коррелируется… Движением ладони Боянова остановила математика. — Довольно, поговорим о тайнах экзосенса Шаламова позже, а сейчас меня занимают другие проблемы. Кстати, что заставляет его путешествовать? Я имею в виду, что подобная страсть к странствиям не совсем обычная вещь для нас с вами. Железовский кивнул, с усилием возвращая себе бесстрастный вид. — Вы правы. Я думаю, это уже влияние «черного». Маатане, насколько нам известно, представляли собой энергоинформационные аккумуляторы, созданные Вершителями для каких-то своих целей, и смысл их жизни состоял в постоянном сборе информации и аккумулировании энергии, вот наш получеловек и включает свою стандартную программу, когда овладевает сознанием. Да и на психике Шаламова сей факт не мог не отразиться. — Это… страшно! Железовский шевельнул плечом так, что под тонкой тканью костюма рельефно обозначились мускулы, но возражать не стал. — Поневоле вспоминается изречение, — продолжала Боянова. — «Человек в самом себе носит самого страшного из своих врагов». К Шаламову изречение подходит идеально. К сожалению. А ведь у нас в запасе еще два экзосенса: Лондон и Мальгин. Выдержат ли они бой с чужой психикой или сломаются, как Шаламов? — За Мальгина можете быть спокойны, он выдержит, а что касается Лондона… — Математик слегка замялся. — Разве он не дома, в полном здравии? Боянова уловила заминку хозяина, остро взглянула на него. — По-моему, вы тоже знаете, Аристарх: мы имеем дело не с прежним Майклом Лондоном. Так? Железовский снова пошевелился, что-то его беспокоило, тревожило, а может быть, просто он с нетерпением ждал ухода комиссара, чтобы заняться любимым делом. Боянова подождала ответа, не получила и собралась уходить. — Еще несколько моментов. Вы не спрашивали «черного», что такое «сфера Сабатини»? — Эйнсоф? — Железовский улыбнулся. — Спрашивал. По выражению Даниила-«черного», эйнсоф — место, где можно случайно коснуться чего-то (я не понял, чего именно), что вызовет взрыв вакуума. В моей интерпретации — взрыв нашего домена. — Ах, Ромашин, Ромашин, — покачала головой Боянова. — Как же опасны твои самодеятельные исследования… — При чем тут Ромашин? — удивился математик, но женщина его не слушала. — Еще раз предлагаю перейти на работу в отдел, не нужна будет конспирация и особые методы связи. К тому же, уверяю вас, работать у нас не менее интересно, чем в ксеноцентре ИВК, проблем хватает. — Не хочу, — сказал склонный к прямоте Железовский, не чувствуя смущения. |
