Майкл Муркок, Хилари Бэйли. Чёрный коридор
Глава 1
Космос безграничен. Он неприветлив и угрюм. Это необъятная пустота, пронизанная холодом. Угольно-черное пространство кое-где украшено россыпью светящихся пылинок. Это звезды. Они — словно в испуге перед безбрежностью космоса — сбились в сообщества, именуемые галактиками. Но океан мрака равнодушен к проявлению чувств. Космос не стремится к устрашению, но и не успокаивает. В нем нет ничего — ни грез, ни любви, ни ненависти. Это эмоциональный вакуум, лишенный страха, надежд и привязанностей. Ему чужды любые проявления страстей. Безмерность космоса подавляет. Этого гиганта невозможно ни обескуражить, ни ублажить. Ни предугадать. Космос существует — и это непреложный факт. Человеческий разум не в силах оценить его величину и примириться с тем, что всегда была, есть и останется вовеки эта великая тайна, которая открыта всем и не доступна никому. С трудом укладывается в сознание само понятие вселенной, оставаясь для большинства некой абстракцией — без смысла и содержания. И еще: космические глубины не имеют времени… Сторонний наблюдатель — если бы такой нашелся — заметил бы в этом устрашающе равнодушном пространстве какое-то едва уловимое движение: это летел небольшой космический корабль. Он уже преодолел огромное — по земным меркам — расстояние от родной планеты и продолжал путь к одному ему ведомой цели. Его полированный корпус слегка светился, отражая слабые лучи мерцающих звезд. За ним тянулся шлейф отработанных газов, свидетельствуя о том, что внутри металлической сигары — вопреки безжизненности космоса — теплилась жизнь. Об этом свидетельствовали и сопровождающие его — словно хвост комету — не переработанные системой регенерации отходы: какие-то банки, обертки и другой мусор. Отторгнутым предметам жизнедеятельности человека теперь предстояло навсегда «украшать» космическое пространство. Вел корабль человек по имени Райн. Седой и бледный, облаченный в форменный серый комбинезон, он казался элементом оборудования рубки, окрашенного в тусклые тона серо-зеленой гаммы. Даже цвет глаз и бровей не нарушал общего серого фона. Однако плотно сжатые губы и сильное тренированное тело говорили о твердом характере и решительности пилота. Направляясь в главный отсек управления, Райн шел по центральному коридору. Следовало уточнить координаты корабля и показания датчиков регенерации и расходомера топлива, чтобы сверить их с данными бортового компьютера. Как и следовало ожидать, все оказалось в полном порядке — Райн не обнаружил никаких отклонений в параметрах. Прекрасно. Теперь надлежало заняться бортовым журналом — этого требовала не только многолетняя традиция, но и программа, заложенная в компьютер. Устроившись в кресле перед огромным, слабо мерцающим экраном, Райн надавил на пульте управления кнопку записи и произнес давно ставшую привычной фразу: «Отчет. Тысяча четыреста шестьдесят третий день полета. Борт „Надежды Демпси“. Курс — Мюнхен 15040. Скорость — девять десятых „С“. Все системы функционируют без отклонений от расчетных параметров. Показания в норме. Командир корабля Райн. Конец связи». Голос звучал четко, размеренно и бесцветно — так мог бы говорить и робот. Никаких эмоций: сообщение, отныне зафиксированное в корабельном архиве, уже автоматически передано в центр полетов, на Землю. А теперь — не менее традиционная — запись в личном бортовом журнале. Это уже не для постороннего глаза. Райн выдвинул один из ящиков обширного пульта, извлек фолиант в красной обложке и открыл его на странице, заложенной закладкой. |
