Оставшись в живых, они несомненно могли бы причинить определенный вред, попытавшись, например, повредить ракету или настроить русских против англичан… Во всяком случае, так было гораздо безопаснее.

Возле трапа Райна ожидал мужчина лет пятидесяти. Это был Тищенко, познакомиться с которым Райну помог старый школьный товарищ, некто Оллард. Кстати, судьба самого Олларда оказалась довольно печальной: Патриоты бросили его в лагерь, а это означало лишь одно — смерть.

Тищенко крепко пожал руку Райну и повел прибывших к унылым зданиям неподалеку от стартовой площадки. Там размещались Центр управления полетами и жилые блоки. Ледяной пронизывающий ветер Сибири подгонял гостей, словно гигантской метлой отметая их от места недавней трагедии: за их спинами остался их «Альбион» — по сравнению с гигантским звездолетом он казался крошечной стрекозой.

Когда они наконец оказались в здании — холодном и неприветливом, как и все вокруг, — Тищенко заговорил: Вы даже не представляете, как радостно сознавать, что среди разгула мракобесия сохранился — пусть и небольшой — интернациональный контингент разумных людей, которые изъявили желание поработать над таким архиважным проектом, как наш. — Он сделал полупоклон в сторону женщин и, улыбнувшись, добавил: — Я счастлив, что и дамы не погнушались разделить с нами заботы.

Райн вспомнил, что Тищенко и прежде особенно настаивал на том, чтобы в экспедиции приняли участие женщины. Стараясь разогнать чудовищную усталость, он помассировал виски.

Заметив это, Тищенко повел их на второй этаж и показал, где находятся помещения для отдыха. Им отвели три комнаты с расставленными вдоль стен раскладушками. Понимая, что это далеко не отель-люкс, Тищенко объяснил вновь прибывшим, что все средства поглотило оборудование звездолета, и с гордостью приподнял край одеяла, заменявшего в комнате оконную штору.

Вот наш красавец, — торжественно сказал он.

Все невольно залюбовались гармоничной огромностью сверкающего корабля — под холодными порывами ветра им было не до красот.

Довольный произведенным эффектом, Тищенко продолжил:

— Два года ушло на оснащение его всем необходимым — от сложнейшего оборудования до продуктов питания, рассчитанных на очень длительный срок. И он уже тогда был полностью готов к своей миссии, но все застопорилось сначала из-за гражданской войны, а затем все планы спутало вторжение китайских войск.

— Здесь, в Центре управления, только русские? — поинтересовался Райн.

Нет, что вы. Я же говорил об интернациональном составе. Русских здесь только двое — я и Липшин. А кроме того, два американца, трое немцев, пара итальянцев и по одному представителю Франции и Китая.

Стараясь вникнуть в слова русского, Райн вдруг ощутил, что утратил чувство реальности — слушал, но не слышал, смотрел, но не видел. Словно все происходящее не имело к нему никакого отношения. Он подумал, что это результат потрясения после убийства экипажа «Альбиона».

А тем временем Тищенко все еще говорил:

— …и я отведу вас в столовую, чтобы вы могли пообедать.

Райн уловил последние слова и удивленно спросил:

— Куда?

— Я имею в виду столовую, ну-у… обеденный зал. Комната, где мы все собираемся для совместного приема пищи.

Райн кивнул, удовлетворенный объяснением слова «столовая», и только задумал отказаться, как это за него сделала Джозефина:

— Ни в коем случае! Я не смогу! Да растолкуйте же ему кто-нибудь…

Первым в неловкую ситуацию вмешался Генри, объяснив нежелание дамы проследовать в столовую обычаями английского образа жизни.

Растерявшийся Тищенко только кивал головой:

— Вам, конечно, виднее.