Орогастуса там не оказалось – он устроился в библиотеке, где внимательно изучал огромную книгу, делая при этом какие‑то записи на светящейся дощечке странным, невиданным пером. Когда она вошла, он отметил страницу кожаной закладкой и закрыл книгу, затем коснулся пальцем дощечки – та сразу потускнела, и все записанное исчезло.
– Я не хотела вас отвлекать, – она смутилась. – Если желаете, можете продолжать занятия, а я с вашего разрешения посмотрела бы какие‑нибудь книги. В вашей библиотеке есть раритеты, которых я до сих пор не встречала.
– Ваша склонность к наукам, принцесса, известна всему Полуострову. Именно по этой причине мой венценосный сеньор решил просить вашей руки.
Харамис не выдержала и рассмеялась.
– Эта причина – единственная? – Она наклонилась и заглянула в удивительную дощечку. – Что это? Я видела, как вы там что‑то записывали, а теперь поверхность совершенно чистая.
Маг пожал плечами.
– Это изобретение Исчезнувших, оно подчиняется особым заклинаниям.
– Очень странно, – сказала Харамис. – Чувствуется, что магия здесь ни при чем. Просто это какое‑то устройство.
Орогастус подозрительно глянул на нее, и девушка тут же сменила тему.
– Вы обещали показать мне много необычных вещей.
– Хорошо.
Харамис как бы невзначай взяла дощечку.
– Интересно, какое же заклинание требуется, чтобы оживить ее?
– В другой раз объясню, – ответил Орогастус и попытался вернуть вещицу, однако Харамис крепко ухватилась за нее, потащила к себе – маг, не ожидая сопротивления, уступил, и тускло светящееся устройство неожиданно коснулось талисмана у принцессы на груди. Волшебный скипетр родил искру, она ударила в дощечку, и та сразу погасла.
Харамис, перепугавшись, тут же вернула ее магу. О, нет, тревожно подумала она, я не хотела, но он же не поверит. Ни за что не поверит!..
Орогастус с большим трудом сдерживался, но, по‑видимому, очень дорогой для него предмет не оживал.
– Все погибло, – сквозь зубы процедил он, нажал пальцем в нескольких местах – напрасно. Маг с укором взглянул на принцессу.
Харамис невольно шагнула назад и машинально спрятала скипетр в складках платья.
– Что погибло? – спросила она, потом вдруг выпрямилась и беззаботным, но достаточно решительным голосом сама себе ответила: – Невелика потеря. Вот моих родителей, погибших по вашей воле, уже не вернешь.
Орогастус как‑то сник, промолчал, отвел глаза.
Харамис опасливо, пару раз бросив на него косые взгляды, стараясь обойти подальше, приблизилась к окну. Метель бушевала по‑прежнему. Дикая пляска снежинок пробудила в ней горькие воспоминания. В завывании ветра ей послышались отзвуки зовущих к решительному штурму боевых рогов и фанфар, заглушаемые грозным ревом многотысячной толпы солдат, бросившихся в проломы в стенах Цитадели. Взгляд ее на мгновение выхватил одну из бешено несущихся снежинок, но тут же потерял ее в сонме подруг – осталось только ощущение растерянности перед неисчислимостью их рядов, безликостью частиц, покрывавших горы белоснежным ковром. Так же и лаборнокцы – навалились скопом, разметали прежнюю жизнь, а тот ветер, что принес их на земли Рувенды, был рожден здесь, в этом на удивление уютном логове. От того, что тут есть ванна и мягкая постель, оно не перестает быть логовом. Слезы хлынули у нее из глаз.
– Харамис…
Она резко оборвала его.
– Какая же я идиотка! Вы заманили меня сюда с помощью своего черного искусства, воспользовались моей молодостью и неопытностью. Вы сумели подавить мои страхи, заставили забыть, кто я, где мои корни. И кто же я теперь?
Орогастус подошел к ней, положил руку на плечо, повернул к себе. |