Слишком красиво, черт побери! Будь они прокляты, эти лупоглазые ночные свидетели!
Единственное приятное событие сегодня – беседа с принцессой Харамис. Теперь она отдыхает… Складывается впечатление, что она – хотя и не сказала по этому поводу ни слова – приняла его версию насчет лаборнокского вторжения. Ему, по‑видимому, удалось свалить всю ответственность на короля Волтрика и генерала Хэмила. Ему, мол, пришлось согласиться против своей воли… Собственно, его позиция неуязвима. К счастью, Харамис даже не догадывается, что произошло в Тернистом Аду, и знать не знает об исходе противостояния Кадии и генерала Хэмила. А ведь она может с легкостью заглянуть в свой магический талисман. Значит, не хочет? Это очень многообещающе!
Возможно, потому, что – хотела она того или нет – принцесса Харамис влюбилась в него.
Куда труднее давался Орогастусу анализ собственных ощущений – это был важный этап в процессе подготовки сакральных свершений. Следовало очиститься от всякой неясности, любого темного пятнышка, стать прозрачным, как стекло. Как увеличительная линза, вбирающая в себя энергию и концентрирующая ее на выбранном объекте. Конечно, он не любил и никогда не полюбит ее – об этом смешно говорить! Он надежно защищен столетиями тренировок духа – и все равно где‑то в глубине души, под сгустком демонических, неутоленных стремлений к силе, к власти, которые давали ему надежду, вели по жизни, билась нелепая ожившая жилочка, пульсирующая не в такт со всем могучим, крайне сложным инструментом, каковой представляли собой его дух и тело. Это было неожиданно, неприятно, больно, наконец! Ее надо успокоить, усмирить… Он же не лгал ни себе, ни Харамис, когда объяснял, что с охотой и навсегда принял обет безбрачия.
Чувственная любовь запретна для тех, кто посвятил себя искусству магии. Для этого существуют важные причины. Физическая любовь как таковая – это непредсказуемый и неуправляемый комплекс желаний, мыслей, фантазий. Да, она в какой‑то мере является источником огромной энергии, но от подобного источника нужно бежать без оглядки. Куда и на кого плеснет эта энергия, даже предположить невозможно. Одним словом, как утверждал кодекс волшебника и чародея, страсть отвлекает от великой цели, искажает объективный мир, подавляет волю и требует слишком много сил, которые следует использовать целенаправленно и благоразумно.
Все это было ясно Орогастусу как день, он не беспокоился за свой разум. Но вот бренное, латаное‑перелатаное тело, которое он знал до последней клеточки, перестроенное и совершенное!
Нет, требовалось срочно устранить эту помеху…
Легко сказать – устранить! Но как это сделать, если он нуждается в Харамис? И не ради одного лишь талисмана, который подвластен только ей, и никому другому. Она – и недели не прошло – стала достойным его партнером, какого он искал столько лет. За короткий промежуток времени Харамис на голову превзошла этих лизоблюдов‑Голосов. Как все несуразно сплелось, вздохнул маг, как не вовремя!
Вот почему он должен до конца использовать ее в этой игре – можно поделиться с ней кое‑какими знаниями, даже попользоваться ею, если уж так повернутся события… Но только ради дела. Ради великой цели!
Завтра он ослепит ее чудесами, которые способны творить магические предметы Исчезнувших, затем попытается вызвать сочувствие к себе рассказами о своей трудной жизни – капля сострадания никогда не помешает. Если же она не растает от избытка чувствительных подробностей, если ему не удастся сломить ее – а это вполне возможно, она молода и весьма сильна в психологическом отношении, – тогда придется заманить ее в ловушку. Спеленать так, чтобы она не могла пальчиком пошевелить. И в решающий момент…
Орогастус расслабился, довольная усмешка появилась у него на лице. Он подмигнул трем набравшим силу лунам, ярко сияющим над серебристыми вершинами Охоганских гор. |