— Конечно, Христос нас не оставил. Я пойду до берега, как Он сделал когда-то. — Он попробовал поверхность воды одной ногой, она казалась немного, ну, слабой, но, конечно, она его выдержит, это будет похоже на пол их ныне уничтоженной часовни, поверхность воды будет покрыта твердой божественной волей. Поэтому Мануэль уверенно взошел на следующую волну, когда та проходила мимо носа, и глубоко погрузился в соленую воду.

— Эй! — отплевываясь завопил он, когда вынырнул на поверхность. — Эй!

На этот раз Святая Анна не ответила, вокруг него была просто холодная соленая вода. Он начал тонуть, пытаясь вспомнить, как он учился плавать в то время, когда он был ребенком, его отец взял его на пляж в Марокко, чтобы показать шхуну пилигримов, отплывающую в Мекку. Сложно было найти что-то менее похожее на ирландское побережье, чем тот безоблачный, горячий, золотистый пляж, но он и его отец плескались на мелководье в теплой воде, гоняясь за лимонами. Его отец бросал лимоны туда, где поглубже, где они болтались, чуть выглядывая из воды, а потом Мануэль плыл, смеясь и колотя по воде, и приносил их обратно.

Мануэль четко помнил те лимоны, когда, кашляя и отфыркиваясь, боролся с течением, чтобы вынырнуть из этого ледяного супа ещё раз. Лимоны болтались в зеленой воде, бугристые и продолговатые, цвета солнца на рассвете… они доброжелательно болтались прямо под поверхностью, то и дело показываются тут и там. Мануэль представил, что он — лимон, одновременно он пытался вспомнить, как плавать по-собачьи, это позволило бы ему выбраться на мелководье. Оттолкнуться руками. Это не помогло. Волны подталкивали его, как лимон, в сторону берега. Он нащупал ногами дно и встал. Воды было только до пояса. Очередная волна ударила сзади, и он опять потерял дно. «Нечестно!» — подумал он. Его локоть уперся в песок, он развернулся и снова встал. В этот раз на колени. Он видел коварные волны, как они выходят из темноты, и с трудом шел сквозь них к покрытому кучами водорослей галечному пляжу.

По всему пляжу лежали моряки, его товарищи, пережившие кораблекрушение. Но вокруг них были солдаты. Английские солдаты, на лошадях и пешком. Они (Мануэль застонал, увидев это) обрушили мечи и дубины на истощенных людей, разбросанных по берегу.

— Нет! — закричал Мануэль. — Нет! — Но это было так. — О, Господи! — взмолился он, садясь. Вокруг, по всему пляжу, солдаты убивали его братьев, разбивая их хрупкие, как скорлупка, черепа, их мозги разлетались вокруг. Мануэль ударил своим онемевшим кулаками песок. Переполненный ужасом от увиденного, он наблюдал, как всадники уходили в непроглядную тьму. Они шли по пляжу в его направлении.

— Я должен стать невидимым, — решил он. — Святая Анна сделает меня невидимым. — Но вспомнив, как он собирался пойти по воде, решил помочь чуду: он чуть-чуть прополз по пляжу и зарылся в достаточно большую кучу водорослей. Конечно, он и без неё станет невидимым, но укрытие из мха ему не помешает. Размышляя об этом, он дрожал, пока все его тело не онемело, как руки чуть раньше.

Когда он проснулся, уже солдаты ушли. Его товарищи лежали тут и там по всему пляжу, как белый плавник, вороны и волки уже ими лакомились. Он с трудом двигался. За полчаса он смог только поднять голову, ещё через полчаса он выбрался из кучи морских водорослей. А потом он уснул.

Когда он очнулся, то обнаружил себя рядом с большим старым бревном, до блеска отполированным годами и песком. Воздух снова был чист. Он присутствовал, Мануэль его вдыхал и выдыхал, но он его больше не видел. Солнца не было видно, но было утро и шторм закончился. Каждое движение тела требовало от Мануэля больших усилий и приносило ему новый опыт. Он видел насквозь свою кожу, ставшую теперь соленой.