|
В этом же положении спасла его утром его молоденькая жена: она подошла к нему с своим невинным детским взглядом в утреннем капоте новобрачной дамы, положила ему на плечи свои миниатюрные ручки и, повернув к себе этими ручками его лицо, сказала:
– Мой друг, ведь я не раздевалась…
– Мне все равно! – ответил спешно Пик.
– Нет… не все равно.
У Пика кипела досада, и он ответил:
– Я говорю вам: это мне все равно!
– А я… я себе этого даже и объяснить не могу…
– Себе!
– Да.
– Даже себе не можете объяснить?!
– Вот именно!
– Это становится интересно.
– Я помню одно, что я дежурила в комнате у начальницы, и он неслышно взошел по мягким коврам, и… он взял меня очень сильно за пояс…
– Черт бы вас взял с ним вместе!
– Но я не раздевалась и только была совсем измучена… и я больше ничего не знаю… я ничего не помню…
– Не помните!
– Да, я затрепетала…
– Затрепетала!
– Да, затрепетала… мы так воспитаны.
– Вы очень оригинально воспитаны… Ничего не понимаете…
– Да… не понимала, а теперь мне дурно. Пик хотел ее оттолкнуть, но вместо того принял жену под руки, отвел ее в спальню, помог ей раздеться и сказал:
– Раз все было так, то это предается забвению. Она в полузабытьи, с глазами, закрытыми веками, слабо пожала его руку»
– Но только мы уедем отсюда. Здесь им везде уж слишком полно.
– Как ты хочешь, букан, – прошептали милые, детские уста Пеллегрины.
Пик улыбнулся и стал целовать их и повторял:
– Мы от него уедем, уедем, букашка!
– Да, уедем, буканчик, – отвечала Пеллегрина, – только не надо ничем тревожить папу.
Пик все позабыл и растаял в объятиях своей наивной жены.
Букан и букашка были счастливы. Равновесие в их жизни нарушалось только одним сторонним обстоятельством: отец Пеллегрины, с двадцати лет состоявший при своем семействе, с выходом дочери замуж вдруг заскучал и начал страстно молиться богу, но он совсем не обнаруживал стремления жениться, а показал другую удивительную слабость: он поддался влиянию своего племянника и с особенным удовольствием начал искать веселой компании; чего он не успел сделать в юности, то все хотел восполнить теперь: он завил на голове остаток волос, купил трубку с дамским портретом, стал пить вино и начал ездить смотреть, как танцуют веселые женщины. Спустя малое время он не выдержал и сам принял участие в танцах.
По его значению в военном мире, внутренний Шер довел об этом до сведения герцога, а герцог, встретя его в парке, спросил:
– Ты танцуешь?
– Виноват, – отвечал генерал.
– Отчего ты это вздумал?
– Рано женился и ничего не испытал в молодости, ваша светлость.
– То-то! Смотри, чтоб этого не было.
Почтенный воин дал слово своему повелителю, но не в силах был этого слова выдержать: молодая компания спять увлекла его в опасное сообщество, где он нарушил свое обещание: он пил и танцевал, и, делая ронд в фигуре, вдруг увидал перед собою внутреннего Шера… Генерал сейчас же упал и переломил себе хребет, а когда пришел на мгновение в себя и сообразил, что об этом узнает герцог, то тотчас же тут и умер на месте преступления. |
