– Он очень ранимый.
– Значит, придется его ранить, – продолжил игру в своем частном триллере Эдди.
За следующую паузу Алан успел заказать, получить и выпить двойной виски. Просто виски, без клубничного гаспачо и розовых лепестков: это был тревожный знак. Тревожнее самой паузы.
– Эдди, – сказал он наконец, глядя в лед. – Я автор всех песен. Я могу подписать договор от лица группы сам. А вы можете играть или не играть на альбоме. Ваш выбор.
– Не всех.
– В смысле?
– Не всех песен, – повторил Эдди. – “Мантра смирения” моя. И музыка, и слова.
– Там два слова!
– И оба мои.
– Ты их подслушал у меня.
– А ты у Славы.
– Все равно. Я их вдохновил.
– По этой логике, собака Пола Маккартни написала Martha My Dear.
– Ну знаешь! – Алан начал гневно собираться. В этот момент его телефон косо поехал по столику, дребезжа вступлением к Failed State. Пара банкиров у стойки обернулись. Бармен покачал головой, будто говоря: “А еще в коктейлях разбирается. Я в вас разочарован, молодой человек”.
– Мы не в церкви, – пробормотал Алан и поднял трубку. Звонила Пинар, жена Тони. Алан бегло объяснил ей, что группу часами не выпускали на сцену, играть закончили почти в полночь, Тони страшно устал, и заснул прямо в машине, и позвонит с утра, а пока просит передать ей и детям большой привет.
– Я всегда знал, что ты в душе бухгалтер, – бросил он, пихая телефон в карман и поднимаясь. Судя по всему, он придумывал эту фразу во время разговора с Пинар.
– Погоди, не уходи, – остановил его Эдди. – Спорим на виски, что она сейчас перезвонит мне. Три… два… один…
Ровно на “ноль” у него зазвонил телефон. Алан при всей своей трагической мине не сдержал ухмылки.
– Да, Пинар. Нет, он спит. Мы все жутко устали. Зато концерт прошел на ура. У нас тут появилась одна песня, – на этих словах Эдди мельком взглянул на Алана, – которая всем очень нравится. Приедем, услышишь. Давай. Спокойной ночи.
– Так кто кому должен виски? – спросил Алан, оттаивая.
– Тони. Всем нам. Пожизненно, – Эдди набрал в грудь воздуха. – Алан, смотри, вот что я пытаюсь сказать. Я понимаю, что Слава очень важный для тебя человек. Мы все это понимаем и уважаем. Но ваши отношения не касаются группы. Это как с женщинами. Например, с Пинар. Считай, что Слава – твоя Пинар. Хотя нет, звонишь ему все время ты, так что это ты его Пинар, наверное.
– А вот это, – почти закричал Алан, вскакивая на ноги, – реально выходит за рамки! Особенно от тебя!
Все одиннадцать человек за барной стойкой встрепенулись враз, как грачи на телефонном проводе.
– Почему? – растерялся Эдди. – Брету ты позволяешь шутить гораздо жестче.
– Потому что Брет никто и ничто, – отрезал Алан. – Брет – голимый сеш. Сеш он и есть сеш. Пустая оболочка. Я его вышвырну из группы, как только мне это станет удобно. С Тони тоже все понятно. Тони – хер на ножках, в человека он уже не превратится. Знаешь, что мне сказал Слава в первый же день? “Не трать эмоции на людей, которых не существует”. Самая полезная вещь, которую я в своей жизни слышал! А вы еще удивлялись, почему у меня характер улучшился. Почему я могу наконец без зависти говорить о Grizzly Bear. Вот почему! Потому что их в моей жизни не су-ще-ству-ет. И Брета. И Тони. А ты, сука, существуешь, как бы меня это ни бесило.
– Господи, – обалдело протянул Эдди. |