Он только знал, что что-то сказанное им чудом вышло на нужную частоту, заполнило нужный пробел в мельтешащем хаосе.
– Bratsche, – прорыдал он, хватаясь за волшебное слово. Отсутствие переднего зуба как-то даже улучшило его немецкое произношение звука “ш”. – Ich spiele Bratsche.
– Izbili bratcy, – сочувственно покивал старший милиционер. – Mda… Izbili bratcy.
Младший изумленно хрюкнул.
– Yopta… zagovoril.
– Blya, a shepelyavit-to kak. Vo suka, a? – сказал усатый.
Далее последовало краткое и нервное совещание троицы. Старший шикнул на младшего и обменялся парой тихих, почти профессиональных на слух фраз с усатым. По прошествии еще одной оглушительной ферматы первый полез за ключом к наручникам, а второй одним раздраженным движением поднял и ткнул в лицо ревущему Лунквисту алый пластмассовый телефон со спутавшимся в дред курчавым шнуром.
В восемь тридцать утра первого января 2000 года нашей эры Бурт Вайскопф и Яша Слуцкер обнаружили неприметную дверь отделения в глубине подворотни на Садовой близ Вознесенского. Вайскопф недолго поговорил по-английски своим самым жизнерадостным тоном, а Яша попереводил. Затем в руке Вайскопфа возник приготовленный загодя в отеле тощий конверт, мягкой дельфиньей дугой перепрыгнул в руку старшего милиционера, и услуги Яши больше не требовались.
Снаружи разлился молочный, с голубоватой поволокой свет без видимого источника. Покрасневший воротник Оскаровой рубашки принял оттенок мускатного желе. Вайскопф осторожно приобнял пухлые трясущиеся плечи альтиста, подумал об иске за домогательство и снял руку.
Машина ждала их прямо на тротуаре. Водитель докуривал куцую плоскую сигарету, горевшую с отчетливо слышным треском.
– Эй, Ос, – окликнул Яша. – Как зовут альтистку с двумя мозговыми клетками?
Лунквист, не отвечая, вскарабкался на заднее сиденье с ногами и сел боком, левой щекой прижавшись к велюру. От велюра пахло свежей табачной крошкой.
– Беременная, – провозгласил Яша, забираясь вслед за ним. – Дошло?
Вайскопф и водитель заняли места впереди. Радио, только что игравшее синтезаторного Вивальди под диско-бит, испустило тревожные позывные и перешло на сводку новостей. Cashtransaction Ельцин cashtransaction Путин.
– А где Оля? – спросил Лунквист. Его глаза закрывались и открывались, как у накормленного котенка; сам не зная того, последние две минуты он, собственно, спал.
– Порядочек! – воскликнул Вайскопф с отчаянным задором, пристегиваясь. – В “Рэдиссон”, пожалуйста.
Водитель высосал последнюю смоляную молекулу из своей сигареты и ввернул окурок в сизую пепельницу. Ему было по меньшей мере шестьдесят пять. Над кроличьими глазами восседала тартановая кепка, коронованная обшитой той же тканью пуговицей. Он натянул ее слишком низко, прижав мочки ушей к черепу; так низко, что края пуговицы поднялись в воздух. Она выглядела как маленькое НЛО, севшее на вершине холма.
– “Редисóн” так “Редисóн”, – меланхолично согласился водитель, оглядываясь через плечо, поверх раздавленного Лунквиста на заднем сиденье. Он повернул ключ зажигания, отчего затрясся весь салон, а на брелоке заплясал черт, и принялся толчками встраиваться в похмельный поток вдоль Садовой к Невскому, крутя баранку левой рукой, пока правая переключала радио с новостей на очередную чудовищную мелодию.
|