А Блоссом и Хиггинс упрямо продолжали искать Софи. И тогда Бу-Бу послала меня выяснить, остались вы в Ашби или сумели улизнуть. Утро выдалось влажное, — продолжал пес, — в такую погоду искать следы — одно удовольствие. Я
обежал все окрестности, но нигде не учуял вашего запаха. Тогда я вернулся к Бу-Бу и сказал: «Доктор все еще в Ашби, если только он не улетел по воздуху». «Летать он еще не научился, — ответила мне Бу-Бу. — А жаль! Это значит, Что он спрятался. Найди его и сразу же возвращайся ко мне. Я тем временем приготовлю для него что-нибудь поесть. Да и Софи небось уже проголодалась».
Пес почесал за ухом и снова заговорил:
— Я долго бегал по городу, пока не нашел то место, где вы вышли из почтовой кареты. Ваши следы повели меня к цирку, к дому, где вы ждали Софи, а затем вдруг ваш запах исчез возле ограды сада. Я не мог понять, в чем дело: по воздуху вы и вправду не летаете, в мышиную норку вам тоже никак не пролезть. Пока я стоял и ломал себе голову, из-за ограды вдруг пахнуло вашим табаком. Я и не знал, что вы с Софи так хорошо прыгаете!
Софи улыбнулась и облизала измазанные жиром усы, а доктор проглотил вторую булочку с сыром и рассмеялся.
— Мы не прыгали через ограду, — объяснил он. — Мы перелезли через нее по лестнице. Но как тебе удалось притащить сюда столько еды?
— Да, это было не так-то легко, — признал О’Скалли. — Бу-Бу и Крякки приготовили булочки, а я потихоньку стащил пару селедок из запасов Хиггинса. Молоко нам еще утром принес молочник. Белая мышь вспомнила, что вы терпеть не можете ходить небритым и посоветовала положить в сверток мыло и бритву. Стоило мне появиться на улице с пакетом в зубах, как тут же за мной погнались мальчишки. Потом встретилась старушка. «Какая умная собачка! Иди сюда, покажи, что ты несешь своему хозяину!» А затем дело пошло еще хуже — мне повстречались настоящие разбойники. Бродячие псы учуяли рыбу и булочки и погнались за мной. Пришлось остановиться и задать им трепку, а это было не так уж и легко…
— Ты умный и храбрый пес, — сказал доктор, прожевывая последний кусочек булочки и открывая бутылку с молоком. — Хорошо, когда у человека есть верные друзья. Спасибо за бритву, а то я уже изрядно оброс. К сожалению, у нас нет воды.
— Как же я об этом не подумал?! — воскликнул О’Скалли. — А что, если развести мыло в молоке?
— Прекрасная мысль! — обрадовался доктор. — Я еще никогда не брился с молоком!
И он намылил щеки и взялся за бритву. Когда его щеки снова стали гладкими, он с одобрением посмотрел на свое отражение в окошке и сказал:
— Вот теперь другое дело, я снова похож на доктора Дулиттла, а не на бродягу, ворующего чужих тюленей.
— Мне пора идти, — пролаял О’Скалли. — Я обещал остальным зверям поскорее вернуться и рассказать, что с вами и как вы себя чувствуете. Все они очень беспокоятся за вас. Если этой ночью вам не удастся покинуть город, утром я снова принесу вам еду. Хиггинс и Блоссом не оставили надежду отыскать Софи, так что вам надо смотреть в оба. Уж лучше вам пересидеть здесь два-три дня, чем поторопиться и попасться.
— Спасибо, что навестил нас, — ответил ему доктор. — Кланяйся от меня всем моим друзьям и скажи им, что я благодарен им за помощь.
Потом они с О’Скалли украдкой проскользнули к груше, доктор снова влез на дерево, поднял пса в корзине наверх и осторожно опустил его на землю по другую сторону ограды.
Прошел час, другой. Все было спокойно. Тюлениха нежилась на охапке сена, а доктор читал газету, в которую была завернута принесенная псом еда.
— Как вам кажется, доктор, — спросила Софи, — нам удастся этой ночью выбраться из города? Мне так не терпится поскорее оказаться в море!
— Запасись терпением, — ответил Джон Дулиттл. |