– А вот и он, – произнес Водалус. – Теперь оба перед вами.

Одна из асцианок обратилась к двум другим на своем языке. Те кивнули в ответ, а первая сказала:

– Только тому, кто действует против масс, требуется прятать свое лицо.

Повисла долгая пауза, потом Водалус зашипел на меня:

– Отвечай же ей!

– Что отвечать? Разве она задала вопрос?

– Кто есть друг народным массам? – вновь вступила асцианка. – Тот, кто помогает массам. А кто есть враг? Тут быстро заговорил Водалус:

– Отвечай, является ли кто‑либо из вас (ты ли сам или человек, лежащий здесь без сознания) лидером народов южной половины этого полушария?

– Нет, – сказал я. Мне легко далась эта ложь, поскольку, судя по моим наблюдениям, Автарх был лидером очень немногих в Содружестве. Для Водалуса я добавил вполголоса: – Что за глупость здесь творится? Неужели они думают, что, будь я Автархом, я бы признался в этом?

– Все, что мы говорим, передается на север. Теперь заговорила та из асцианских женщин, что прежде не сказала ни единого слова. Один раз во время своего монолога она указала рукой в нашу сторону. Когда она закончила, вся троица осталась сидеть в мертвой тишине. У меня создалось впечатление, будто они слышат чей‑то голос, не слышимый мне, и, внимая говорящему, они не осмеливаются шелохнуться; впрочем, то могла быть лишь игра моего воображения. Водалус заерзал, я тоже сменил позу, чтобы перенести вес с больной ноги. Узкая грудь Автарха неритмично вздымалась и опускалась при дыхании, и лишь эта троица сидела неподвижно, как застывшие фигуры на живописном полотне. Наконец та, что говорила первой, прервала молчание:

– Все люди принадлежат к массам. – При этих словах остальные словно испытали облегчение.

– Этот человек болен, – сказал Водалус, бросив взгляд на Автарха. – Он был мне полезным слугой, хотя, полагаю, теперь от него пользы не дождешься. Другого я обещал одной из моих соратниц.

– Величие жертвы нисходит на того, кто, не заботясь о собственной выгоде, предлагает то, что имеет, на службу массам. – Тон, каким асцианская женщина произнесла эту фразу, ясно показывал невозможность дальнейших пререканий.

Водалус взглянул на меня и пожал плечами, потом повернулся на каблуках и вышел из‑под купола. И тотчас в комнате появились два асцианских офицера с плетками.

Нас поместили в асцианскую палатку, раза в два больше той камеры, что мне досталась в зиккурате. В помещении имелся огонь, но не было постелей, поэтому офицеры, которые принесли Автарха, просто бросили его на пол рядом с очагом. С трудом освободившись от пут, я попытался поудобнее устроить Автарха – перевернул на спину и распрямил ему руки и ноги.

Вокруг нас спокойно раскинулась асцианская армия – по крайней мере, настолько спокойно, насколько можно было ожидать от асциан. Время от времени кто‑то вскрикивал в отдалении – очевидно, во сне, – но в остальном тишина нарушалась лишь шагами часовых за окнами палатки. Не могу выразить тот ужас, который вызывала во мне мысль об отправке на север, в Асцию. Видеть только дикие, изнуренные лица асциан, до конца дней своих испытывать на собственной шкуре все то, что свело их с ума, – такая участь казалась мне гораздо страшнее, чем самые жуткие испытания, выпадавшие на долю клиентов Башни Сообразности.