Кто знает, может быть, он не сгнил именно потому, что был оставлен ею сгнивать. Одиночество, оказывается, не стимулирует процесс разложения.

Единственное — тогда, выбравшись из-под накрывших его руин, Рад полагал, что самое страшное у него позади. Конечно, фитнес-клуб — это было совсем не то, чем бы ему хотелось заниматься в жизни. Как говорится, о том ли мечтал. Но уж какой бизнес удалось выстроить, тот и удалось. Выбирать не приходилось. Что шло в руки, то и пришлось взять.

Пчелка в серой дубленке, поворачивая за угол красного кирпичного здания, в котором располагался переговорный пункт, оглянулась еще раз. Рад хотел помахать ей рукой: лети, лети! — уже было вытащил руку из кармана куртки, но остановил себя. Пчелка могла истолковать его жест как призыв и, если действительно была не против его внимания, оказалась бы в неловком положении. Чего ей Рад совсем не желал.

Лети себе, лети, только произнес он про себя, всовывая руку обратно в глубину кармана.

* * *

В маршрутке на обратном пути Рад встретился со своим знакомцем по поселковому магазину, здешним старожилом. Знакомца звали Павел Григорьич. Это был похожий на высушенную временем сучковатую палку старик, с выгнуто-вогнутыми, коряжистыми ногами, с коряжистыми руками и, казалось, вытесанным из коряги усталым землисто-коричневым лицом. Вообще Рад старался не заводить знакомств здесь, Павел Григорьич был исключением. Еще в самые первые дни жизни в поселке, стоя за ним в очереди, Рад выручил старика при расчете с продавщицей, добавив за него недостающие пять или шесть рублей, и с той поры, встречаясь, они здоровались, и, случалось, приходилось разговаривать.

И сейчас тоже пришлось вступить в беседу.

— За керосином ездил, — сказал Павел Григорьия, указывая на большой почерневший от времени бидон с узким горлышком у ног на полу. — Дожили, да? За керосином ездить приходится — семь верст киселя хлебать.

— А раньше что, не приходилось? — из вежливости спросил Рад.

— Да раньше три керосинные лавки в поселки были. Потом одну ликвидировали — так все равно две. Куда ближе — туда пошел. А теперь езди вон. Да приедешь — нет его. На третий раз купил! Три раза ездил киселя хлебал.

— А что, без керосина нельзя? — все так же для поддержания беседы проговорил Рад. — На что вам керосин? Вы на керосинке готовите? Газ же есть.

— Какой газ, откуда? — вопросил Павел Григорьич. — Конечно, на керосинке. Я газ себе ни при советской власти позволить не мог, ни сейчас. Это не в городах — провели и пользуйся. Тут сам все оплачивай. Метр труб к тебе проложили — вот тыщу рублей выложи. Еще метр — еще тыщу. А мне семьдесят метров тянуть. Да плиту покупать, да АГВ, да отопление в доме ставить. Это мне не есть, не пить, пенсию десять лет собирать — так сделаю.

— А дети? — Рад знал от Павла Григорьича, что у него трое детей, а младшая дочь с зятем живут с ним. — Дети, наверно, могли бы помочь?

Теперь Павел Григорьич помолчал.

— Пользы-то от детей! — произнес он затем. — Вы своим родителям много ли помогаете? Все им только дай, дай да дай. Много, говорю, помогаете?

Рад вспомнил о своем звонке с переговорного пункта.

— Да уж какое там помогаю, — сказал он.

— Ну вот, а говорите, дети, — с удовлетворением ответствовал Павел Григорьич.

Маршрутка уже въехала в поселок, остановилась на одной остановке, выпустив несколько пассажиров, остановилась на другой, и Рад, перестав поддерживать со своим магазинным знакомцем разговор, принялся смотреть в окно, чтобы не пропустить места, где сходить ему.