— А почему ты серый? — задала новый вопрос моя любопытная собеседница.

— Ну, если честно, сам не знаю. Наверное, потому, что все вокруг серое.

— С чего ты взял? — Ей стало так интересно вести разговор с этим загадочным дядей, что она положила букет на землю и села, смешно и по-детски неуклюже поджав под себя ноги.

— С того и взял... — Я выдержал паузу, во время которой попытался правильнее сформулировать ответ на очевидный вопрос, а затем не нашел ничего лучшего, как ответить первое, что пришло на ум: — Я все вижу серым.

Девочка снисходительно улыбнулась, как будто именно она была взрослой женщиной, а я — всего лишь глупым мальчуганом.

— Если я закрою глаза, это еще не значит, что окружающий мир исчез. Поэтому, если ты все видишь серым, это еще не значит, что все на самом деле серое.

— Ты хочешь сказать, что у всего вокруг есть цвет? — уточнил я. — Небо голубое, трава зеленая, цветы яркие...

— Конечно, — радостно согласилась она. — Все так и есть на самом деле, за исключением одного лишь тебя. Ты сам серый, кровь у тебя серая, и вообще, если бы мы прямо сейчас не разговаривали, я бы подумала, что ты ненастоящий.

— Но я же настоящий?

Не знаю почему, но я втянулся в этот лишенный смысла разговор, и мне стало чрезвычайно важно узнать ответ на этот наивно-детский вопрос.

— Трудно сказать. — Девочка серьезно сдвинула брови и сморщила нос. — На первый взгляд ты кажешься настоящим, но эта твоя непонятная серость сбивает меня с толку.

Она ненадолго задумалась, а я, не зная, что говорить, счел за лучшее промолчать.

— Думаю, ты все же настоящий. — Ребенок наконец пришел к определенному выводу. — Но та нехорошая вещь, которую ты держишь в руках, изменяет твою сущность...

Было странно услышать из уст маленькой девочки такие взрослые определения, но я уже давно перестал чему бы то ни было удивляться, поэтому просто перевел взгляд на свою руку и увидел зажатый в кулаке обломок стрелы без наконечника.

— Эта... — Она сбилась, решая, как бы получше обозначить предмет. — Эта штуковина... Очень страшная... Она даже хуже, чем мерзкая жаба. Хотя я не знаю, как это вообще может быть.

Объяснение было достаточно путаным и ничего толком не проясняло, но мне стало ясно — нужно как можно скорее избавиться от этой зловещей «штуковины».

Я сделал попытку разжать кулак, но ничего не произошло. Не знаю, виновато ли было место, в котором я оказался, или что-то другое, но, как бы то ни было, факт остается фактом — несмотря на все попытки избавиться от нее, стрела так и осталась в моей руке.

— Не можешь? — В глазах девочки промелькнула искра сочувствия.

— Не могу, — честно признался я.

— Так я и думала! — Она вновь сморщила нос, что, по всей вероятности, означало глубокую задумчивость, и спустя некоторое время выдала совершенно неожиданный ответ: — Раз ты не можешь избавиться, то придется жить с этим. Другого выхода я просто не вижу.

Это самое «не можешь избавиться» прозвучало из ее уст так, как будто она имела в виду «не хочешь избавиться».

— Я хочу, но не могу. — Мой голос был спокоен, но в глубине души уже поселилось сомнение.

— Кто хочет что-то сделать — изыскивает возможности; кто не хочет ничего делать — ищет причины, объясняющие его бездействие, — без запинки, явно наизусть, произнесла девочка. — Не помню, кто это сказал, но мне отчего-то запомнилось, — неожиданно смутившись, добавила она, как будто ее уличили в чем-то не слишком хорошем.

— Может быть, ты и права. — Стихший было звон колокола начал вновь набирать силу, и я понял, что мое пребывание в этом месте скоро кончится.